Джош Рейнольдс - Фабий Байл: Повелитель клонов

— Лишь вы могли увидеть в этом недостаток. — Он постучал изъеденными ржавчиной костяшками по стеклу. — Фабий, именно изъяны делают вещи интересными. Песня без ошибок — всего лишь шум.

— И лишь такой угрюмый гнойник, как ты, назвал бы ошибки искусством. Вселенная устроена подобно часам, Хораг, с огромными механизмами и шестернями, работающим в идеальной гармонии. Но если одна из частей износится и пойдет вразнос, это окажет влияние на все устройство. Боги, которым ты служишь, это соскочившая шестерня. Энтропия, которой простаки дали образ и имя.

— Лучше принять энтропию, чем противиться ей, Фабий. Один человек не может остановить наводнение.

— Нет, но он может перенаправить его. Построить дамбу. А если не получится, то хотя бы отойдет в сторону. Ты, Хораг, не сможешь этого сделать. Слишком поздно: ты уже утонул. Но моя голова все еще над водой.

— Возможно. Но надолго ли, друг мой? — спросил Хораг, на мгновение положив тяжелую руку на наплечник Фабия. Лишь на мгновение — хирургеон не любил, когда другие подходили слишком близко. Жужжащая костная дрель метнулась к лицу Гвардейца Смерти, но не ударила. Ее сверло могло бы пробурить даже доспехи терминатора. Медленно и осторожно Хораг отступил назад.

— У меня хватит времени, чтобы завершить мой труд, — ответил Фабий.

Мерикс сидел в темноте, наблюдая, как его воины состязаются в тренировочных клетках. На какое-то время он забросил любые занятия, и его мышцы ныли из-за нехватки физической нагрузки. И все же он никак не мог заставить себя собраться и вернуться к упражнениям. Поэтому просто сидел и сопротивлялся желанию посмотреть на бледные тени, которые плясали в поле периферийного зрения. Он игнорировал их шепот и легкие прикосновения, призванные привлечь его внимание.

Нерожденные населяли многие коридоры «Везалия». То были жалкие твари, не имеющие бога-покровителя, но сами жаждущие поклонения. Ему они представлялись паразитами, гнездящимися в брюхе большого зверя. Иногда они создавали себе тела из выброшенной плоти или забытых машин; тогда это становилось проблемой. В таких случаях их логова вычищали огнем и мечом, хотя бывало и так, что на них просто не обращали внимания, как на плохую погоду.

Воздух гудел от звонко ударяющихся клинков и тихих задыхающихся голосов. Здесь не было места ни для рабов, ни для потворства желаниям. Химические препараты, конечно, применялись, но строго регламентированные. Имела значение только сила. И мастерство.

Он молча наблюдал за воинами, и они знали об этом. Потому-то и шли на все более опасные трюки, стремясь произвести на него впечатление. Мерикс фыркнул. Зачем они это делали, он никак не мог взять в толк. Тем не менее он принимал их почтение, ибо отвергать такие подношения, когда они совершались, было рискованно. Что, к слову, Повелителю Клонов следовало понять уже давным-давно.

В толпе он заметил Беллефа, неуклюже бродящего среди клеток, очевидно, в ожидании своей очереди. Уличный поэт не подавал виду, будто заметил, что за ним наблюдают, но Мерикс прекрасно знал, что это не так. Беллеф редко где появлялся не по указке Савоны.

Она шпионила за ним. Мерикс скупо улыбнулся и согнул руку. Скоро эта змея сделает свой ход, ведь ей страшно не хватает терпения. Он практически предвкушал неизбежное противостояние с ней. Они сталкивались и раньше — на службе у Каспероса Тельмара. Блистательный Король поощрял жестокость среди своих подчиненных. Старший апотекарий, напротив, не одобрял подобного, но Савону это редко останавливало.

Она прикончит его, если он не убьет ее первым. Впрочем, Мерикс пока не был уверен, какой исход устроит его больше.

— Вы не тренируетесь с ними.

Мерикс обернулся, и его взору предстал стоявший неподалеку Флавий Алкеникс. Одной рукой он держал шлем, другой поглаживал эфес клинка. Герой. Триумфатор. Мерикс отвернулся.

— Нет.

— Вы у них главный, — заметил Алкеникс, приближаясь. Префект несколько дней бродил по палубам фрегата, изучая обстановку и беседуя то с командиром отделения, то с каким-нибудь воином. До сих пор Мерикс избегал его, но, похоже, момент знакомства настал, независимо от его желаний.

— Номинально, — ответил он.

— Они говорят о вас с уважением.

Мерикс рассмеялся.

— Вы плохо врете.

Алкеникс пренебрежительно отмахнулся.

— Я не вру.

— Значит, врут они. — Десантник размял бионическую руку. — Чем обязан? — спросил он скорее из вежливости, чем из любопытства, ибо и сам знал ответ.

— Хочу поговорить. О том, что есть и что может быть.

Из решетки респиратора Мерикса раздался гортанный смех.

— Тогда вам лучше обратиться к Савоне. Теперь меня такие вещи не заботят.

Алкеникс нахмурился:

— Она не из легиона.

— Легиона не существует. — Мерикс отвернулся. Рука снова зудела. Острые когти боли впились в его плоть. — Есть только мы. Так что вам нужно?

— Рано или поздно Двенадцатый миллениал воссоединится с легионом. Я здесь затем, чтобы это случилось поскорее. Не следует тратить отведенные дни, играя в прислугу сумасшедшего ученого. — Алкеникс огляделся, и на его лице промелькнула усмешка.

— Этот сумасшедший был — и остается, между прочим, — лейтенантом-командующим легиона. — Тощие силуэты подбирались ближе, скользя меж пылинок, которые парили в свете люменов. Он легко различал, как они шипят ему обвинения на границе слышимости.

— Ключевое слово тут «был», — твердо заявил Флавий. — Любые права на эту должность он давно утратил. Легион двинулся дальше без него, так что скатертью ему дорога.

— А кто займет его место, вы?

— Возможно. — Алкеникс рассмеялся и пристально посмотрел на другого астартес. — Я знаю тебя, Мерикс. Ты был приближенным лорда-командующего Геллеспона, пока Эйдолон не забрал его голову на Олиенсисе. Ты показал себя весьма компетентным у него на службе.

— Вот уж похвалил. Но это ты ведь служишь Эйдолону.

— Для меня это большая честь.

— Неужели ему так сильно нужны ничтожные остатки нашей скромной роты? Нас не так уж много, едва ли сотня наберется. Мы уже и вполовину не так сильны, как прежде.

Алкеникс кивнул.

— Вот почему тебе нужна помощь. Поклянись в верности Эйдолону, и будешь процветать, как тебе и не снилось у Каспероса Тельмара. Или у Фабия Байла.

Десантник молча изучал его. Алкеникс хорошо изображал искренность, но от Мерикса не ускользнули нотки фальши. Это была уже не просто мечта о восстановленном легионе, как у Олеандра, а нечто новое. Нечто более дикое.

Он скучал по Олеандру. Апотекарий хоть и был вероломным болваном, но у него была толика чести. Он хотел того же, что и Мерикс, пусть и редко в этом признавался. Они верили в одних и тех же призраков. В ложное совершенство легиона — такого, каким он был, а не каким стал.