Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

Но убедить представителей духовенства переехать в такие отдалённые и изолированные регионы всегда было трудно. Те, у кого были покровители, всегда могли найти какой-нибудь способ увильнуть от этого. Несмотря на то, что богатство Черис предлагало определённый уровень соблазна, правда заключалось в том, что назначение сюда рассматривалось как ссылка. В лучшем случае это был бы серьёзный удар по потенциальной карьере любого отправленного сюда.

Собственный случай Адимсина был нетипичным. Он вполне продемонстрировал свою надёжность, но ему не хватало необходимого покровительства на самом высоком уровне, чтобы стать полноправным архиепископом. Поэтому, Черис просто отлично подошёл ему, когда он получил предложение отправиться сюда. Она был достаточно далеко от Храма и Зиона, чтобы дать ему достаточную степень независимости и автономии, а также многочисленные возможности для личного обогащения.

И всё же, девять из каждых десяти членов церковного духовенства здесь, в Черис, были урождёнными черисийцами, так же, как и Стейнейр. Числа были выше в нижних чинах духовенства и, конечно же, среди различных монашеских орденов. Но именно это и привело к тому, что он находил черисийца, стоявшего на третьем по старшинству церковном посту во всём королевстве, настолько тревожащим. Стоящие ниже священники и младшие священники, несомненно, слушали всё, что говорил «их» епископ.

— Я принимаю ваше уверение, что вы не намеревались критиковать авторитет Матери-Церкви, и право объявить это ошибкой — сказал он, наконец, повернувшись лицом к лицу к Стейнейру после нескольких секунд молчания. — Тем не менее, это не смягчает моё неудовольствие. Также я не уверен, что Совет Викариев или Инквизиция будут довольны потенциальной ошибкой, содержащейся в ваших… неудачно выбранных словах. Вы не просто какой-то приходский священник. Вы — епископ, один из епископов Матери-Церкви, и как таковой вы будете должным образом придерживаться более высокого стандарта. Это понятно, епископ Мейкел?

— Да, конечно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Стейнейр, слегка склоняя голову.

— Это опасные времена, — продолжил Адимсин. — Опасность угрожает Черис на многих уровнях, что, конечно, наглядно иллюстрирует измена собственного кузена короля. Не увеличивайте эту опасность.

— Я приму к сердцу ваше предупреждение, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Стейнейр с ещё одним лёгким поклоном.

— Смотрите, что вы делаете, — сказал Адимсин. — Будьте очень осторожны, чтобы убедиться в этом. Ни моё терпение, ни архиепископа, ни Управления Инквизиции не беспредельны. Если ваша неудача в исполнении ваших обязанностей приведёт к последствиям для других, тогда бремя этих последствий будет на вашей собственной бессмертной душе, и Мать-Церковь потребует от вас отчитаться.

Стейнейр ничего не сказал, но он и не вздрогнул, и ничего не сдвинулось в его спокойных глазах. Что же, он был предупреждён. И кем бы он ни был, он не был дураком. Этого должно было быть достаточно… пока, по крайней мере.

— Вы можете идти, — холодно сказал Адимсин и подставил своё кольцо Стейнейру для поцелуя.

— Благодарю вас, Ваше Высокопреосвященство, — пробормотал епископ Теллесберга, слегка прикасаясь своими губами к золотому скипетру, инкрустированному в кроваво-красный рубин кольца. — Уверяю вас, что я запомню всё, что вы сказали мне сегодня.

Архиепископ Эрайк Диннис блаженно улыбнулся, когда искренне пожелал мадам Анжелик Фонде спокойной ночи.

— Как всегда, это был восхитительный вечер, Анжелик, — сказал он, поглаживая её нежные, благоухающие пальчики своими собственными хорошо ухоженными руками.

— Вы всегда слишком добры, Ваше Высокопреосвященство, — сказала мадам Анжелик с милой улыбкой, которая была значительной частью её успеха в то время, когда она работала сама. — Боюсь, вы льстите нам больше, чем мы действительно заслуживаем.

— Чепуха. Чепуха! — твёрдо сказал Диннис. — Мы знаем друг друга слишком долго, чтобы я церемонился или беспокоился о вежливых пустяках с тобой и твоими очаровательными дамами.

— В таком случае, спасибо, Ваше Высокопреосвященство. — мадам Анжелик склонила голову в маленьком поклоне. — Мы всегда рады видеть вас. Особенно сейчас. Мы не были уверены, что у нас будет шанс развлечь вас ещё раз до вашего отъезда в Черис.

— Это не то, чего я с нетерпением жду, если честно, — вздохнул Диннис с небольшой гримасой. — Конечно, я не могу больше задерживаться. На самом деле, я уже должен был уехать. Согласно отчётам семафора, в горах уже выпал первый снег. Осталось не так уж много времени, прежде чем Пролив Син-у начнёт замерзать, и я боюсь, что само путешествие в это время года не будет очень уж весёлым, даже после того, как мы минуем Пролив.

— Я знаю, Ваше Высокопреосвященство. Тем не менее, говорят, что лето в Теллесберге гораздо приятнее чем зима здесь, в Зионе, так что, по крайней мере, у вас есть что-то приятное, чтобы с нетерпением ждать конца путешествия.

— Ну, это, безусловно, достаточно точно, — согласился Диннис с усмешкой. — На самом деле, я порой желаю, чтобы архангелы не были настолько невосприимчивы к воздействию снега глубиной по пояс, когда они выбирали место для Храма. Ты понимаешь, я люблю климат Зиона летом, но зима — это нечто совсем другое. Даже, увы, несмотря на вашу очаровательную компанию.

Настало время мадам Анжелик усмехнуться.

— В таком случае, Ваше Высокопреосвященство, и в случае, если я не увижу вас снова, прежде чем вы уедете, позвольте мне пожелать вам комфортного путешествия и безопасного возвращения к нам.

— Твои слова да архангелам в уши. — Диннис коснулся своего сердца, а затем губ, улыбаясь ей в глаза, и она встала на цыпочки, чтобы целомудренно поцеловать его в щёку.

«Это было», — подумал он в приятном жаре воспоминаний, — «единственной целомудренной вещью, которая случилась с ним после входа в её дверь, несколько часов назад».

Дверь мадам Анжелик была одной из самых неброских входных дверей во всём Зионе. В то время, как Священное Писание признавало, что человеческие создания могут быть подвержены искушениям, и не все они будут добиваться одобрения духовенства Матери-Церкви в отношении своих… связей, оно было довольно строго по отношению к блуду и неверности. Что, в некотором роде, усложняло жизнь Эрайка Динниса, так как Писание и собственные постановления Церкви также требовали, чтобы любой церковник, который стремился в ряды епископата, должен был жениться. Как ещё он мог понять физические и эмоциональные потребности женатых верующих, за чьё духовное благополучие он был ответственен?