Селия Фридман - В завоеваниях рожденные

Я продолжала.

Война между мирами окутала всех, и мой стих возблагодарил Таджхайна за предательство и уничтожение Создателя. Я укутала это предательство в одеяла религиозных палачей. Миры сотрясаются, текут реки человеческой крови — вы любите насилие, Затар Кеймири?

Затем, перейдя на тон, в котором звенели чувственные призывы, я рассказала о том, как Таджхайн явился к бракси, а потом родились браксана. Им понравилась эта тема, и я импровизировала здесь дольше, чем мне хотелось.

Тоном согласия поведала я об Ар, о привязанностях и условностях. Здесь уже не звенели угрозы, мифологическая жажда свободы для женщины — нет, это слишком сильно, они не поверят мне, женщине. Я чувствовала, что эти мужчины, которые с презрением относились к мифу о женской доминанте в природе, сомневались в своем безверии к концу выступления.

Заключительные строки повествовали о могущественном будущем браксана, но без лишнего лицемерия. Мифология браксана не отвергает социальных прав других народов, но предпочитает власть этого первородного клана. И здесь я использовала различные тоны браксианской речи, придав каждой фразе тысячу значений…

Тишина.

Затем Затар кивнул. Это был знак моего успеха. Низко поклонившись, я покинула зал.

Прежде чем я дошла до выхода из дома, меня встретила Хозяйка Дома:

— Он хочет, чтобы вы подождали. Вот здесь. Она указала на небольшую приемную. Комната была декорирована в обычном браксианском стиле. Не привыкшая сидеть на полу среди подушек, я опустилась на край невысокого столика.

Некоторое время спустя появился Кеймири. Я встала, чтобы поклониться.

— Прекрасно!

— Благодарю, Высокородный!

— Это была нелегкая задача.

В моем голосе появились нотки легкой насмешки:

— Я очень хорошо это знаю, Кеймири.

— Ты знала, что делала. Ты заслуживаешь награды за тяжелый труд. Я слушаю.

Мое сердце забилось. Это было больше, чем я могла ожидать. Я знала, что Затар знает толк в поэзии, это притягивало к нему многих авторов.

— В твоем Доме не хватает моего искусства, Великий.

— Мой Дом имеет своего Автора, — сухо ответил он.

Я с уважением отметила, что он умело модулирует интонацию.

— Но есть ли в твоем Доме поэт? Несомненно, твои политики обладают непревзойденным умением, но есть ли у тебя художник слова, могущий придать красоту нашей речи?

Он ничего не ответил, и я продолжала, боясь, что мужество покинет меня.

— Я могу доставлять удовольствие, боль, могу поучать. Я могу заставить слушателей почувствовать то, что я хочу дать им почувствовать. Я кладу свой дар к твоим ногам. Я могу просто веселить тебя, Кеймири, я могу сделать тебя легендой. Тебе выбирать.

Слова иссякли. В тишине он смотрел на меня, и под каменной маской лица невозможно было угадать его мысли.

— Давай обсудим все с самого начала.

Я задрожала, потом кивнула.

— Ты — женщина. Тебе трудно там, где правят мужчины. Искусство — тонкая область, и артисты всегда под угрозой. Не имея защитника, покровителя, ты даже не можешь потребовать оплаты, если тебе отказали.

— Это так, Кеймири, — с болью согласилась я.

— Будучи поэтом, ты — вне социальной структуры браксианского общества. В глазах обычных людей ты — из низшего слоя. Поселившись в Доме Высокородного, ты обретешь определенный статус и право принадлежать к среднему классу.

— Это так, Кеймири, но…

— Ты — из мятежников. Ты думаешь, я не попросил выяснить твое прошлое? Ты вдохновила толпу на мятеж на планете Вереска — это называлось «упражнение в ораторском воздействии». И только когда ты призвала своих соратников искать более мягких путей для защиты привилегий, твоя жизнь была спасена — и то с помощью тайного голосования.

Я почувствовала, как холод ползет по моим членам. Я изменила имя, внешность… Я никогда не думала, что он узнает все.

— И еще. Я понял во время твоего выступления, что ты любишь верховодить над мужчинами, — он поднял руку, призывая меня к молчанию. — Ты, как Хозяйка языка, умеешь работать на уровне подсознания, но и хозяин умеет читать твои работу. Итак, ты хочешь денег, безопасности, социального статуса. И ты, браксианская женщина, хочешь начать игру со сливками расы, надеясь однажды понять наш секрет. И все — под прикрытием поэтических поисков. Пойми, что в лучшем случае тебе придется забыть о свободе в моем Доме. За каждым твоим шагом будут следить. Каждое твое слово будет известно мне. Твоя поэзия будет под присмотром цензора. И если мне не понравится что-нибудь в твоих виршах, ты будешь убита, и смерть, возможно, будет не легкой.

Он посмотрел на меня так, что я содрогнулась. И поняла, на что я себя готова обречь. Совершенная глупость! Что я знаю о привычках браксана, я, которая знает только свое искусство?

Чувство удовлетворения отразилось на его лице, он как будто осознавал то унижение, которое я должна почувствовать после его речи. Он повернулся, чтобы уйти — просто отказавшись от моих услуг или чтобы наказать за прошлый мятеж?

— Приходи сюда завтра вечером, — его лицо было непроницаемо, но в голосе звучала легкая насмешка. — Твоя Хозяйка покажет тебе комнату и расскажет о твоих гонорарах. Спроси ее, когда придешь.

Я ничего не успела сказать, так быстро он ушел.

Таджхайн!

Так я вошла в дом Затара — артист и подстрекатель, поэт и мятежник.

Будь я мужчиной, моя жизнь была бы другой. Мне было легко представить себя умирающей на фронте, сражающейся с радостным блеском в глазах, отдающей команды… Но я родилась женщиной… Такова судьба, крест которой нести все трудней и трудней. И дело было не в том, что женщины только и делали, что проклинали свою долю, гробили здоровье и время, рожая и воспитывая детей. Душа руководителя жила во мне с самого рождения, это было жестокое предназначение среди людей, подобных мне.

И я обратилась к Языку. Он позволил мне соединить творческие и командные инстинкты, и мало кто догадывался о силе воздействия моего искусства. И когда браксана, наиболее тонко воспринимающие поэзию люди, арестовали меня за неповиновение, они называли меня не революционеркой, они называли меня «Шем Ар», что значило на их языке «женщина, командующая мужчинами, слуга богини Первоначального Хаоса».

Я думаю, мое искусство спасло меня. Браксана редко бывают милосердны к тем, кто идет против них, но если им могут доставить удовольствие, их гнев утихает. Я благодарю свой дар, который дал мне возможность выжить. И единственное право, которое оставили мне, это право говорить.

И теперь Дом Затара! Все мое существо задрожало. Затар потребовал мою жизнь, и я добровольно отдала ее в его руки. Но как долго Шем Ар будет жить в этом Доме, как скоро придет тот час, когда взбунтуется моя душа и его неудовольствие провозгласит мою смерть?