Селия Фридман - В завоеваниях рожденные

— Да будет он благословен! — вместе с этими словами Турак допил вино.

Он был молод, красив, в его жилах текла достойная кровь. Плащ небрежно свисал с плеча, волосы взъерошены — их недавно касалась женщина… Он поднял руку в перчатке, чтобы призвать к вниманию:

— Вина! — приказал он. — Достойного моей расы!

Женщина рядом с ним улыбнулась и отодвинула ряд пустых бутылок на другой край стола. Она постоянно ощущала потребность заботиться о нем, но показать свои чувства браксана было в этой ситуации не должно, даже не безопасно. Наверное, он сможет еще понять — что и сколько он выпил, хотя другой на его месте уже не смог бы это осознать.

— И пусть придет он, чтобы воспеть божество! — пробормотал Турак, и она бросила на него предупреждающий взгляд — даже здесь могут не снести таких слов. Виночерпий пробился сквозь сидящих за столами — угрюмый и нервный.

— Господин, — тихо сказал он, — у нас больше нет вина браксана. Но есть другое…

— Почему?! — голос Турака был требователен.

— Нижайше прошу прощения, но, Господин, вы… я хотел сказать, оно — кончилось.

Виночерпий указал рукой на множество пустых бутылок на столах.

Турак, сын Секхавея, встал, с грохотом опрокинув табуретку:

— Это все вино?

Виночерпий беспомощно склонил голову, разведя руками, пытаясь показать, что в таком скромном месте подвалы не столь богаты, чтобы принимать столь достойных господ.

— В случае, если к тебе зайдет браксана, ты должен иметь все, чтобы удовлетворить его.

Его пронзительный голос привлек внимание собравшихся. Женщина рядом с ним боялась его, но даже больше — за него. Когда Турак потянулся за Цхаором, она вскочила и схватила его за руку.

— Господин, нужно выйти на воздух. Я заплачу, — бросила она виночерпию, но тот готов был даже расстаться с этой суммой, лишь бы не продлить присутствие Турака в этом зале. Тот весь дрожал от ярости, но, казалось, плохо осознавал происходящее.

Виночерпий повернулся к женщине:

— Уведите его, пусть он забудет нашу таверну. У меня и так масса проблем. Не хватало еще мести высокородных.

Каким сильным казался Турак, но сколь слаб он был! Сверкающие глаза уже ничего не видели, его обычно высокомерная походка только казалась таковой — без поддержки женщины он бы просто упал. Даже в пьяном забытьи он подсознательно чувствовал потребность не уронить чести браксана. Даже ведомый женщиной, он пугал простых людей.

Как ему удается, будучи таким слабым, производить впечатление сильного? Она вывела его на темные улицы. Они встретились, когда солнце было высоко в небе, а теперь его место заняла луна. Женщина вызвала экипаж и, прижав Турака к стене, попыталась успокоить.

— Я хотел тебя, — пробормотал он. На его лице выступил пот. — Но боюсь, что сейчас не могу…

Она покачала головой, печально улыбаясь:

— Это неважно, Господин, будут еще ночи и другие женщины. Мало кто из женщин моего клана может похвастаться тем, что был с браксана. Если я угодила тебе…

— Да, да! Нам так отчаянно нужны женщины. Мы не спим с людьми одного с нами пола. У простых людей по-другому?

Она печально покачала головой:

— Нет. Это не имеет значения, Господин. Экипаж сейчас будет, вам нужно отдохнуть.

В полубреду он шептал:

— Я убью его. Я должен. Нет другого способа…

Подъехал экипаж и остановился. Она помогла ему отойти от стены. Заметила, что какой-то человек вышел из таверны, чтобы взглянуть на их отъезд, но Тураку она ничего не сказала. Он споткнулся, но с ее помощью добрался до двери экипажа. Женщина набрала адрес на специальном компьютере, запрограммировала возможность тревоги в непредвиденном случае. Турак уже храпел на полу. Она отправила экипаж.

Кто из видевших эту сцену захочет женщину, которую выбрал Господин? К счастью, никто. Но счастье бракси так быстротечно…

— И перед кем ты выставил себя дураком? Даже не перед представителями высшего класса, которые по крайней мере знают, что ты представляешь собой некое расовое исключение. Нет, тебе нужно было отправиться в Сулос и уронить себя в глазах людей, которые даже не подозревают о твоем достоинстве. Турак, тебе придется многое сделать, чтобы отмыть это грязное пятно.

— Отец…

Гневным жестом Секхавей остановил его, пытающегося подняться с постели:

— Я не хочу больше слышать о твоем разгуле. И не пытайся меня убедить, что этого не было, или что я преувеличиваю. Я послал Караса следить за тобой. Он все видел. Итак, — глаза Секхавея яростно сверкали, — ты не достоин своего Клана. Ты — живой пример того, что презирают браксана. Я сожалею о том дне, когда позволил тебе считать себя взрослым!

— А я сожалею о тех днях, которые я провел в этом благословенном Доме. Отец, неужели ты не понимаешь, — Турак поднял глаза и взглядом молил, чтобы его выслушали, — я не мог продолжать так жить! Мне 30 лет. Мое время пришло.

— Тридцать, говоришь ты? А что такое тридцать лет перед лицом двух сотен? По Ацийскому календарю тебе всего лишь шесть, я часто думаю, что это более точно… Турак, ты — ребенок. Я не вижу в тебе качеств мужчины. И ты думаешь, что я назначу тебя своим наследником, прокричу на весь мир о твоей зрелости? Веди себя как подобает браксана, и ты унаследуешь то, что уготовано тебе рождением!

— Подобно моему отцу? — фыркнул Турак, используя тон иронии. Это было опасно — напоминать Кеймири о его чужеродном происхождении, даже завуалировав насмешку. Но Турак не смог не почувствовать радости, когда лицо Секхавея потемнело, а глаза налились холодным блеском. Ненависть, просто ненависть стояла в них. Но странным образом Турак почувствовал счастливое возбуждение.

— Я преодолел свое прошлое, — прошипел Секхавей. — Но сможешь ли ты сделать то же? Или ты останешься рабом женщин с иноземной кровью, рожденных на одной из гнилых планет на краю Пустоши? — Секхавей рассмеялся, самообладание возвращалось к нему. — Наверное, это то, что тебе нужно, Турак. Именно то, чего ты сам хочешь.

Он отвернулся от сына, незащищенной спиной выражая презрение.

Насладившись бессилием Турака — тот вряд ли осмелился бы ударить, — Секхавей пошел к двери, которая автоматически распахнулась перед ним. Потом он повернулся, чтобы с улыбкой нанести последний удар: