Селия Фридман - В завоеваниях рожденные

Поскольку делать было больше нечего, Анжа перезапрягла ферцу. К ее удивлению, кисуну расступились, дав дорогу саням. Порадовавшись этой удаче, она вновь устремилась на запад.

Раньше Анжа иногда дремала, теперь же не осмеливалась. Ледовое поле было гладким, без расщелин. Это место сильно отличалось от покрытой трещинами мерцающей поверхности Лууса, где она проходила подготовку. Но с какой-то точки зрения опасность все же возрастала: на подобной местности внимание притуплялось, так как не было постоянной необходимости следить за дорогой, и все труднее становилось бороться с надвигающимся безумием. Анжа позволила себе улыбнуться. Теперь она была уверена — тоска не лишит ее рассудка. Не исключена, конечно, возможность быть съеденной, но это, в общем-то, более предпочтительная смерть, чем медленная казнь в этом бесконечном сером одиночестве.

— Да, — вслух сказала она, удивившись этому сама, — я должна быть благодарна вам. Вы спасли меня от самого ужасного, даже не подозревая об этом.

И впервые за полгода человеческий смех раздался в этой ледовой пустыне.

— Какая милая враждебность, мой нежный эскорт! Бракси полюбили бы вас.

Она больше говорила для себя, обнаружив, что человеческий голос — даже ее собственный — оказался так необходим ей в этой серой пустыне. — У вас свой злобный ритуал и правила игры во вражду.

Она оглянулась на стаю — тридцать, не меньше, мощных особей следовало за ней. Точно считать она не стала.

— Итак, друзья, я думаю, мы понимаем друг друга. Я буду кормить вас так долго, как только смогу, и вы будете моим эскортом… Весь вопрос в том, что будет раньше: последний из ферцу или западные горы?

«Нет, я еще буду идти пешком. Но то время еще не пришло».

Она разбила лагерь до прихода ночи, разожгла костер, стараясь экономить воспламеняющийся порошок. И затем, как будто бы ничего не изменилось со вчерашнего дня, она убила одного из ферцу и провела вечер, разделывая тушу. Лучшие куски она использовала для собственного ужина и для того, чтобы накормить остальных животных — от их силы и выносливости теперь зависело многое. Большую часть мяса она швырнула поджидающей стае.

— Ваша доля, — пробормотала она, наблюдая за ритуалом дележа.

В последующие дни ее удивило, что ферцу весьма выносливы. Когда осталось только четверо животных, ей пришлось облегчить сани — трудная задача, поскольку все было жизненно важным. Кисуну могли быстро передвигаться в течение долгого времени, довольствуясь небольшим количеством пищи, пока бежали в стороне, сопровождая Анжу. Она кормила их, когда чувствовала обострение их голода. Ферцу же она кормила регулярно, чтобы они не ослабели и могли продолжать путь. Сама Анжа ела только в случае крайней необходимости. Вновь и вновь она повторяла для самой себя: «Ацийская медицина восстановит все».

Таким образом, она заключила своего рода сделку с хищниками, и они держались на расстоянии. Ей, правда, приходилось жертвовать своим здоровьем во имя продвижения вперед…

Она старалась не спать, но усталость брала свое — проснувшись резко, словно от толчка, она обнаружила, что задремала, сама того не заметив.

Дни казались бесконечными, голод стал верным спутником. Она перестала взглядом искать горы — они стали чертой прошлого, чем-то, что присутствовало на задворках ее памяти, но требовалось слишком много усилий, чтобы извлечь оттуда это воспоминание. Вечное безмолвие, голод и холод одержали победу.

Вскоре остались только двое ферцу, они уже не могли тянуть сани. Смирившись, Анжа сделала своего рода поводки для испуганных животных и продолжила путь пешком. Желтые глаза ее врагов, казалось, смеялись над ней: «Теперь — дело времени». В тишине дерлетской ночи Анжа почти слышала эти слова, как будто бы кто-то произнес их. Но голос был неузнаваем — ни ноты знакомой интонации, ни звука из какого-либо известного ей языка…

Каждую ночь, разбивая лагерь, Анжа пыталась обнаружить в этой ледяной пустыне еще какую-нибудь жизнь — кроме своего кровожадного эскорта. Если бы снежная змея появилась где-нибудь, она постаралась бы убить ее. Но не было даже этого. Кисуну пока не съели ее — но оставалось все меньше надежды сдержать условия сделки.

Вскоре не стало ни одного ферцу.

— Вот так, мои друзья! — она привыкла к присутствию стаи и постоянно разговаривала вслух. С болью она смотрела на ледовые поля. Полгода… Этот период времени показался ей страшно долгим: день за днем — все похожи один на другой. Теперь у нее впереди только вечность. — Вот так!

Далеко на западе в облачном занавесе появился просвет. Она отвернулась от мерцающих вспышек солнечного света. Все обещания бесполезны, а надежда в этой пустыне — лишь повод для муки. Но следя за тем, как свет скользит по льду, она застыла, увидев что-то вдалеке. Анжа не успела разглядеть — облака сомкнулись, и вновь воцарилась мгла.

Она задрожала.

— Хаша… — прошептала она. И это почти забытое имя вернуло ее память к тем людям, увидеть которых она уже потеряла надежду. Они будут ждать ее там, вместе с местными жителями, там — у подножия гор, чтобы приветствовать ее, если ей суждено дойти. Это было видение, но надежда?.. Кисуну не дадут ей дойти, но даже не будь их, она была не уверена, что не упадет от истощения.

«Ты прошла весь этот путь, чтобы сдаться сейчас? Помни, ставка — не твоя жизнь, ты не хотела жить, ставка — месть, право на которую ты завоевываешь. Помни самое важное — у тебя есть теперь полномочия Имперского посла и влиятельные люди, готовые помочь. И это все».

Кисуну наблюдали за ней.

Ее будут ждать там — у подножия гор. И будет еда, много еды! Горькая ирония. Еще немного на запад — и она накормила бы этих хищников вволю. Если бы только они могли это понять!

Она вновь попыталась коснуться их разума, но столкнулась опять с чем-то столь чужеродным, что контакт не произошел.

Она сжала зубы и попробовала повторить. На этот раз она пыталась проникнуть в разум кисуну, зацепиться хоть за что-нибудь. Нечто чужеродное, невнятное наполнило ее существо… Анжа попыталась усилить свою энергию. Но и этот слабый контакт резко прервался.

Это труднее, чем она предполагала. В Институте они изучали инстинктивные ответные реакции на уровне телепатического подсознания. Одна из заповедей, усвоенных в процессе обучения, — Идентификационная Дисциплина. В Институте им желали добра, и Дисциплина должна была сыграть свою роль, когда телепат столь полно «перетекал» в другую личность, что возникала угроза потери собственной индивидуальности, или же когда телепат касался разума столь чуждого, что контакт становился вредным.

— Но много ли пользы это мне приносит сейчас? — пробормотала Анжа.