Селия Фридман - В завоеваниях рожденные

Ей предстоит пренебречь этой заповедью — насколько ей известно, никто еще этого не делал.

Анжа ли не была Инструктором, она не обладала способностью оперировать абстрактными идеями без их образного представления. Возможно, Инструктор смог бы вступить в контакт с кисуну, не причинив себе вреда, расшифровав мыслительные модели этих существ без помощи образов. Анжа ли этого не умела. Она также не могла предвидеть, какова будет реакция этих существ на ее мысленное вторжение.

«Но лучше это, чем смерть», — хмуро сказала себе Анжа.

Она открыла свой разум, сняв все защитные барьеры, теперь ничего не стояло между ней и объектом телепатического воздействия. И вновь ее мысленный луч потянулся к кисуну…

И вновь ужасное предчувствие, и вновь в ее разуме рушится нечто и рвет контакт. Она боролась — непроизвольная сила заповеди была сильна, но ее воля тоже что-нибудь да значила. Вскоре она перестала осознавать присутствие кисуну, теперь главное — ее внутренняя битва за совершенство телепатического потенциала. Ей казалось — она держит руками стену, она стала животным, борющимся за свою жизнь, она размыкает сомкнувшийся капкан… Все эти образы пересекали ее разум, пока, тяжело дыша, ее сражающееся сознание не затаилось на дне души. Она поняла, что оказалась достаточно сильна и способна совершить то, что Институт считал телепатическим самоубийством…

Теперь ничто не мешало ей коснуться разума кисуну. Пораженная, Анжа обнаружила, сколь глубоко въелась в нее подготовка, сколь мало было отпущено на ее собственное усмотрение. Теперь она отказалась от заповедей и всматривалась в разум хищника, как будто это был новый фронт борьбы — опасной и соблазнительной, смертельной и привлекательной. Это был вызов — не больше не меньше.

Кисуну приняли ее. Анжа стала кисуну…

Она охотилась на ледяных полях, сверкавших матовым блеском. Ее желтые глаза ловили эти отблески… Ее лапы болели от долгой гонки по равнинам. С помощью превосходного чутья она могла ощущать то, что происходит вдали. С помощью органа, название которого было не известно, она ощущала присутствие жизни и знала — съедобно ли то, что там, вдали, или нет, обладает разумом или нет; она с легкостью отделяла одно от другого — так ациа отличают красный цвет от зеленого. Но кисуну не различали цвета — на этих ледовых равнинах все было бесцветным, ощущались лишь степени инфрарадиации, которая рисовала странные пейзажи: диковинный ландшафт, где лед горяч в тех местах, где утоптан, а фигуры становятся холодными, когда умирают.

Нет, она не передала свои чувства кисуну. Но кто называл это место тоскливым, когда здесь так много чудес? Неужели небо действительно однообразно? Сейчас оно источает тысячи разновидностей тепла. Для кисуну оно столь же прекрасно, сколь рассветное небо для человека… Неужели здесь действительно холодно? Чувствительные окончания — там, в белом мехе кисуну, — ощущали малейшие колебания температуры, и приспосабливались. И ветер становился теплым, напоминал легкий сквозняк… И любое теплокровное животное тоже источало тепло, любое — и то, которое можно съесть, и то, которое можно считать своим товарищем.

Теперь она знала, каков голод кисуну, как разливается сила и тепло по телу, когда живая плоть становится частью хищника. Бесконечное удовольствие поглощать пищу вместе со своими товарищами — Анжа теперь знала, что это такое. И нет ничего радостнее во Вселенной, чем поглощать пищу, и нет другого, более чудесного мира, чем эта планета…

Одетая в меха женщина, посланница Ации, без движения сидела на холодной белой равнине, окруженная кисуну. Ее руки сейчас были прижаты к бокам, глаза закрыты — казалось, никогда к ней вновь не вернется жизнь. Она умолкла и замерла, проникнув в мир кисуну.

Там вдали солнечный свет коснулся планеты. Это тепло, столь недолгое, было болезненным для большинства обитателей Дерлета. Те, кто видит эти проблески, спешили отвернуться, благодарные за то, что свет не задержится и они смогут вновь наслаждаться красотой своего мира.

У западной границы Великой Ледовой Равнины стая в тридцать пять кисуну сидела в молчании. Их уже было можно видеть с пограничных гор. Один за одним они поднялись и повернулись на запад. Словно единое существо, кисуну шли к горам под облачным покровом Дерлета. Нужно немало дней, чтобы добраться до них. Но кисуну может передвигаться долгое время без пищи, он терпелив — терпеливее всех в мире. День за днем кисуну приближались к подножию — туда, где ждали чужаки.

Там вдали на несколько секунд вновь вспыхнул серебряный луч солнца, коснувшись льда.

Всего лишь мелкое раздражение…

Ивер ре Ши устал ждать. Он находился на этой угрюмой планете с тех пор, как слушательница Академии взяла на себя обязательство выполнить дикий обряд. Это было… когда? Половина местного года тому назад? Почти три года по Стандартному Календарю…

Дерлетяне не разрешали ему выслать летательный аппарат — так он мог проследить путь молодой женщины. Поскольку Дерлет должен стать партнером, воля местных жителей — закон. У ре Ши не было доступа к точной информации.

— Она где-то здесь, — говорил дерлетянин, указывая место на карте льдов, — если она еще жива.

Было неприятно думать, что начальник Звездного Контроля просто сотрет его в порошок, если его молодая протеже исчезнет.

Время от времени группы местных направлялись вдоль западных гор. Иногда казалось, кто-то замечен, и ре Ши торопился туда. Но местные жители вновь шли на юг, север, и ложная тревога только нервировала. Так было и этой ночью.

Зазвучал сигнал тревоги, он очнулся от беспокойного сна.

— Итак, — пробормотал он, — что это?

Он взял трубку, голос доложил:

— Сектор пять, господин посол. Похоже на стаю кисуну. Крупные хищники.

— И наш агент среди них?

— Вы велели информировать вас всякий раз, когда любая форма жизни приближается к горам…

— Да, вы правы, — он встал, — я иду.

Сектор пять — вдоль длинной горной гряды, навевающей поразительную скуку. Когда он впервые увидел западные горы, они показались ему красивыми: бледные утесы и перевалы, иногда чуть мерцающие в блеске снежных хлопьев. Но стоило хотя бы раз увидеть одну из этих ледяных гор, и казалось, что вы уже видели все. А ре Ши имел счастье созерцать их в течение трех лет.

Вскоре он был в горах, стараясь настроить свой бинокль.

— Что-нибудь прояснилось?

— Стая кисуну. Взрослые особи, без детенышей, — агент, отвечающий за этот сектор, протянул копию информативного листка. — И что-то, что не является кисуну.

Ре Ши вопросительно посмотрел на агента.

— Все может быть, — сказал тот. — Они приближаются.