Василий Биратко - Возрождение, или Граната в руках обезьяны [СИ]

— Ну что, снова ждал любовника из леса увидать? А здесь сразу три, но мясом покормим, — подколол Джон.

Мы упали на шкуру, закатившись от смеха, глядя на его глупое лицо. Я не стал дожидаться ротозеев, побежал в землянку показать Эврике «слезинки».

В землянке ждал меня сюрприз. Над костром висела необычная чаша, наполненная водой. Ароматный запах заполнил все помещение, залезал в нос.

— Присаживайся, — пригласила Эврика. — Отведай клецок.

— Что, что это? Как ты назвала, клецка? — гладя по горячему боку котла.

— Нет, клецки сделаны из муки и варились в глиняном котле, вот держи чашку и ложку.

— А она не размокнет? Еще ноги обварю, — с опаской зачерпнул бульона необычной чашкой.

— Не боись, воин, а ложку держат вот так.

Ее теплая нежная рука коснулась моей, и она стала непослушной. Эврика всячески впихивала ложку в ладонь, загибая пальцы. Наконец-то ей это удалось, и она помогла зачерпнуть супчика. Как младенца, раз за разом кормила с руки, приговаривая:

— За папу, за маму, за дедушку, за…

— За тебя, — глядя в ее карие глаза, произнес я, и от этого по телу прошелся жар.

— Я не опоздал? — раздался голос в дверях. — Такой аромат за километры ощутил.

— Как всегда, вовремя, — буркнул я, подтянул ближе чашку и принялся хлебать суп.

— Ой, я много сварила, знаю, какие бывают голодные воины, — покраснев, пролепетала Эврика.

— Да, по вам видно, что вовремя, — слукавил дед.

Все огорчения вмиг прошли, когда наперебой с дедом отправляли чашка за чашкой в ненасытное брюхо. Остановились по причине отсутствия содержимого котла, и ложки заскребли о дно.

Наши женщины по праздникам варили мясо в долбленом корыте, клали раскаленные камни в воду, часто меняя их. Железная посудина Мастера Сталь не прижилась, ржавчина перебивала все. Вкус супа, сваренного Эврикой, не сравнить ни с чем, обилие трав, нет запаха жженых камней и главное — мясо мягкое, не сыроватое — доваренное.

Получив вывих живота, мы с дедом опрокинулись на спину.

— Ляпота.

— Как здорово, что ты попалась нам на пути, сколько нового принесла с собой, — с блаженством сказал дед.

— И все же почему глина не раскисла? — перебил я.

— Изделия из глины очень долго держат в огне. Огонь отдает свою силу, наделяя ее сопротивлением к воде, как противоположность, и с каждым разом подпитывает теплом, превращая ее в камень. Бывает, при этом они трескаются, и глиняные черепки приходится выкидывать, их не размочишь.

— Во дурья башка! — хлопнул себя по лбу Мастер. — Сколько раз приходилось ремонтировать печь в кузнице, и все черепки до сих пор лежат грудой, не размокли.

— Извините, глину я в кузнице брала, везде снег, — тихо произнесла Эврика.

— Ой, ругаться буду, а чтоб отпустило, еще сваришь супчика, — усмехнулся дед в ответ. — Завтра сваришь такое, и занесем на площадь, пусть пробуют. Вот потеха начнется, все захотят иметь котел и побегут грызть мерзлоту. Блин, главное — угля хватило бы на всех.

— Уголь не надо, на дровах лучше, равномерный огонь получается и не сильно горячий. Дров уйдет много, топить день и ночь придется.

— Это не проблема, землянки просохнут лучше. По весне построим дом по твоему образцу и с большой печью для обжига. Ладушки?

— Я не знаю, что и сказать, может, не стоит? Мне и здесь хорошо работать.

— Каждому настоящему мастеру необходима мастерская, а что ты за Мастер Глиняных Дел, если нет своего помещения? Непорядок, — расплылся дед в улыбке. — Вот у меня есть кузница, потому что Мастер Сталь, а Архимед не дорос еще, вследствие бегает по углам. Нам, Мастерам, не пристало…

Дед не договорил, захрапел на всю землянку. Я, немного обиженный стариком, угрюмо пялился в потолок, повернулся на бок, живот радостно заурчал, подбодрив меня. Эврика заскребла камнем по металлу, мешая спать.

− Че ты там делаешь?

− На принесенной табличке буквы общепланетарного есть, решила почистить, вдруг чего интересного.

Внутри меня что-то дернуло, но полный сытый желудок остановил порыв любопытства.

Утром пред нами лежала, сверкая в луче солнца из дымового отверстия, табличка:

Назавтра предсказание Мастера сбылось, население, отведав бульона на медвежьем мясе, наехало на бедную девчонку с просьбами.

— Простите, но я не знаю, где взять глину, снег кругом.

— У криницы, мы берем ее обмазывать крыши, — крикнули из толпы.

— Она бедная, не жирная, не годится для горшков, я проверяла, — оправдывалась Эврика.

— Я знаю, где хорошая, — вперед вышел карапуз.

— Далеко на речке, у поворота. Я летом люблю после дождя съезжать в воду, она такая липкая, тока вода холоднючая. Идемте, покажу, — и, не дожидаясь ответа, пошел к реке.

Идти пришлось долго, не потому, что далеко, просто маленький человечек считал себя взрослым и не хотел садиться никому на плечи, важно вышагивал каждый шаг на подтаявшем снегу. Вереница людей растянулась от деревни. Первые проваливались по колено в снег, остальным приходилось растаптывать тропу, малыш с куриным весом гордо шел поверху, улыбаясь во весь щербатый рот. Зимой работ поменьше, хворост да еда, коноплю растрепать и полотна наткать. Новая работа разбавила серые будни. Какое было разочарование, когда Эврика вынесла вердикт:

— Негодна.

— Минуточку, — один мужчина шагнул в воду и, перейдя не замерший ручей к другому берегу, взял новый образец глины немного темнее прежней, затем снова вернулся, прошелся по воде под обрыв, отсек еще один и преподнёс Мастеру Гончару.

— Годятся оба.

В толпе прошло тихое ликование, и мужики принялись за дело. В разработку взяли пласт глины под обрывом, и глинокопателям пришлось, стоя по колено в ледяной воде, рубить топорами ценную породу. С обрыва спустили на веревке лукошко, и работа закипела, внизу воины заполняли их, и вскоре гора глины возвышалась на обрыве.

Люди гуськом потянулись в обратный путь, взвалив кто сколько смог, старики и те по куску, обмораживая руки, прижимали к груди, как младенца, несли себе надежду на лучшее питание. Им, беззубым, ох как кстати.

Это только цветочки, ягодки появились к вечеру. Эврику разрывали на части, она металась от землянки к землянке, проверяя глину на жирность, густоту замеса. В конце работ всех огорошила необходимостью двухдневной просушки. Следующие дни ушли на разъяснение процесса обжига, некоторые, не удержавшись от соблазна изготовить первыми, жестоко поплатились. Не досушив заготовку, ночью приступили к обжигу, и к утру результат не заставил себя ждать, котлы потрескались. Многие даже после «Эврики добро» не смогли правильно, равномерно поддерживать огонь. В трех землянках вообще они взорвались, когда тушили огонь и заодно влили в раскаленный горшок воду. Вода в мгновение превратилась в пар, обдав жаром горемык. Горячие осколки разлетелись, раня открытые участки тела, а их было предостаточно, в землянке духота заставляла хозяев раздеться донага.