Кристи Голден - Артас. Восхождение Короля-лича [litres с оптимизированной обложкой]

Минуту он молча стоял над могилой, горюя о смерти того, кто лежит под холмом, сильнее, чем об убитом собственной рукой отце.

« Власть за тобой , – зашептал голос в голове. – Делай, как пожелаешь ».

Крепко стиснув в одной руке Ледяную Скорбь, Артас простер ладонь другой над могилой. Простертая рука окуталась вихрем темного света. Вихрь закружился – быстрее, быстрее, колеблясь, извиваясь змеей, устремился вниз и вонзился в землю.

Едва темный свет коснулся костей под холмом, глаза защипало от радостных слез, и Артас поднял руку, пробуждая ожившего от семилетнего сна в холодной могильной тьме.

– Восстань! – велел он.

Как только приказ сорвался с губ, земля дрогнула, раздалась, брызнула в стороны. Из ямы показались на свет тонкие костлявые ноги, копыта взбрыкнули, нащупывая опору, и над могилой поднялся конский череп.

Артас затаил дух. На его мертвенно-бледном лице заиграла улыбка. «Я видел, как ты родился, – подумал он, вспомнив плодную оболочку, облепившую мокрое, тощее тельце новорожденного. – Я помог тебе явиться в этот мир, я же помог покинуть его… а теперь собственной рукой дарую тебе новое рождение».

Наконец копыта мертвого скакуна нащупали твердую землю, и конь, стряхнув с себя влажные черные комья, выбрался из могилы. Его пустые глазницы пылали алым огнем. Конь встряхнул головой, заплясал на месте и даже каким-то непостижимым образом заржал, хотя все его мягкие ткани давным-давно обратились в тлен.

Охваченный трепетом, Артас потянулся к неупокоенному скакуну. Тот снова заржал и ткнулся костлявой мордой в его ладонь. Семь лет назад он обрек этого коня на гибель. Семь лет назад он, обливаясь замерзавшими на щеках слезами, поднял меч и пронзил благородное сердце любимого скакуна.

И все это время нес на плечах бремя вины. Но теперь-то он понимал: так было предначертано. Не убив своего коня, он не смог бы сегодня вернуть его к жизни, а будь конь жив, так испугался бы хозяина до полусмерти. А вот поднятый из мертвых – в глазах полыхает огонь, кости скреплены воедино чарами некромантии, освоенными им, Артасом, благодаря щедрому дару таинственного Короля-лича – конь сможет наконец-то воссоединиться со своим всадником, как им и суждено. Нет, сделанное семь лет назад – вовсе не ошибка. Артас был прав. Он поступил верно – и в тот день, и сейчас.

И в будущем не ошибется – вот тому доказательство.

На лезвии Ледяной Скорби еще свежа алая кровь отца. По землям, что ныне подвластны ему, шествует смерть. Грядут перемены. Большие перемены.

– Это королевство падет, – поклялся он любимому коню, накрыв его плащом и усаживаясь на костлявую спину. – А из пепла его родится новый порядок, что пошатнет основы всего мира!

Словно в ответ ему, конь заржал.

Звучно, гордо.

Непобедимо.

Бывшая предводительница следопытов Кель’Таласа, а ныне – банши и Темная Госпожа Отрекшихся, Сильвана Ветрокрылая вышла из королевских покоев той же быстрой, упругой походкой, какой отличалась при жизни.

Обычными, будничными делами она предпочитала заниматься в обычном, телесном обличье. Ноги в кожаных сапогах ступали по каменной мостовой Подгорода мягко, неслышно, однако все вокруг поворачивались к ней, к своей королеве. Неповторимую, единственную в своем роде, ее невозможно было спутать ни с кем на свете.

Когда-то, при жизни, ее волосы были золотистыми, глаза – голубыми, кожа – цвета спелого персика. Теперь волосы, нередко укрытые черно-синим капюшоном, сделались полночно-черными с белыми прядями, некогда персиковые щеки стали жемчужно-серыми. Носила она все те же изящные, прекрасной работы кожаные доспехи, открывавшие взорам большую часть ее стройного, но мускулистого торса. Уши ее дрогнули, насторожились, внимая поднявшемуся ропоту. Свои покои она покидала нечасто. Этим городом правила она, и посему все на свете являлись к ней сами.

Рядом поспешно шагал мастер-аптекарь Фаранелл, глава Королевского фармацевтического общества.

– Я невыразимо рад тому, что вы согласились почтить нас визитом, моя госпожа, – оживленно, манерно говорил он, мелко кланяясь и в то же время пытаясь не отставать. – Вы велели оповестить вас, когда наши эксперименты завершатся успехом, и пожелали собственными глазами взглянуть на их…

– Я прекрасно помню собственные распоряжения, доктор, – резко ответила Сильвана, сворачивая в извилистый коридор, ведущий вниз, в самое чрево Подгорода.

– Безусловно, безусловно. А вот мы и пришли.

Сильвана переступила порог.

Пожалуй, на ее месте особа более нежная сочла бы эту комнату сущей обителью ужасов. Согбенный неупокоенный, склонившись над огромным столом, деловито сшивал воедино разрозненные части мертвых тел и что-то напевал себе под нос. Взглянув на него, Сильвана слегка улыбнулась.

– Отрадно видеть такую любовь к работе, – с едва уловимым лукавством сказала она.

Подмастерье вздрогнул от неожиданности, обернулся и низко поклонился.

Повсюду слышался негромкий треск электрических разрядов. Прочие алхимики сновали вокруг, смешивали снадобья, взвешивали ингредиенты, поспешно записывали что-то в рабочих дневниках. В воздухе веяло тленом, химикалиями, и, как ни странно, чистыми, свежими запахами каких-то трав. Удивительно, но эти запахи пробуждали в душе непривычную… тоску по родине. К счастью, сие сентиментальное чувство надолго не задержалось. Подобные эмоции неизменно мимолетны.

– Показывай, – велела она.

Фаранелл поклонился и повел ее через главное помещение, мимо свисавших с крюков частей мертвых тел, в другую комнату, поменьше.

Изнутри доносился негромкий плач. Войдя в дверь, Сильвана увидела несколько клеток, стоявших на полу или мерно покачивавшихся на цепях. Все они были битком набиты подопытными – частью людьми, частью Отрекшимися. Глаза пленников потускнели, тела оцепенели от долгого, глубоко въевшегося в души страха.

Ничего. Скоро всем их страхам конец.

– Полагаю, вы понимаете, сколь трудно доставлять сюда подопытных, принадлежащих к Плети, моя госпожа, – говорил Фаранелл. – Конечно, с экспериментальной точки зрения Отрекшиеся им полностью идентичны. Однако я счастлив доложить, что наши полевые испытания прекрасно задокументированы и также прошли вполне успешно.

Чувствуя нарастающее волнение, Сильвана одарила аптекаря редкой, но по-прежнему очаровательной улыбкой.

– Что ж, этим я весьма и весьма довольна, – сказала она.

Неупокоенный доктор едва не затрясся от восторга и подал знак своему помощнику Чанну, Отрекшемуся, чей мозг, очевидно, сильно пострадал во время первой смерти. Негромко бормоча, через слово поминая самого себя в третьем лице, тот выволок из клетки пару подопытных. Одной из них оказалась человеческая девушка. По-видимому, еще не успевшая окончательно отупеть от отчаяния и страха, она беззвучно заплакала. Мужчина-Отрекшийся, напротив, оставался совершенно безучастен к собственной судьбе и стоял смирно.