Захар Петров - Муос. Падение [litres]

Вере хотелось умереть – она закричала и очнулась. Сознание вернулось, но с ним пришла и депрессия, невыносимая, ломающая волю и отбивающая желание жить, двигаться и думать. Еле шевелящиеся в этом апатичном клейстере мысли возвращались к тому, чего она уже не чувствовала в своей шее – она начинала сожалеть, что избавилась от червя. В красном сумраке отвращения к жизни иногда возникало лицо Джессики, пытавшейся поговорить со своей заторможенной пациенткой, но та не хотела общаться ни с кем, и ей было абсолютно все равно, что с ней происходит сейчас или будет происходить дальше. Лишь на следующий день голодный спазм в желудке побудил Веру думать, и она через силу стала выплескивать жижу безволия из своего сознания. Она заставила себя спросить Джессику о том, что с нею происходит, но та лишь пожала плечами, предложив ей немного опия или обратиться за помощью к инспектору-психологу Жанне, с которой успела пообщаться в начале Вериного задания. Для Веры и то, и другое было неприемлемо. Тогда Джессика ограничилась какой-то настойкой из плесневых грибов, и Вере постепенно становилось легче. Но потом случилось еще три приступа, причем один из них – в тот момент, когда Вера шла по палате; она упала и свернулась в позе зародыша, пролежав так в течение нескольких минут с открытыми глазами и перекошенным лицом. Как ни пыталась Джессика привести ее в чувство, ничего не получалось, а когда все-таки Вера очнулась, очередная волна депрессии накрыла ее на несколько часов. Впрочем, промежутки между приступами становились больше, и каждый последующий переносился все легче.

Джессика проводила Веру до выхода из Резервации.

– Пока, подруга.

Как странно: «подругой» ее называют и Джессика, и Жанна, но насколько по-другому это слово звучит в устах веселой мавританки! Действительно, если не считать Вячеслава, которого Вера уже, кажется, окончательно вычеркнула из своей жизни, Джессика – единственный близкий ей человек. Как это нелепо! Во всем Муосе она доверяет только одному человеку, принадлежащему другой расе, предок которого, прилетев поработить Муос, был заклятым врагом ее предков. Она трижды без страха ложилась под скальпель той, которую неорасисты считают «генетически бесперспективной линией». И в отношении к ней у Джессики нет и следа корысти, лицемерия или раболепия. Доктор держится предельно независимо от всех и, кажется, никого не боится. Не обращая внимания на Верину депрессию, она с присущим ей юмором похвасталась двукратным сватовством к ней Администратора Резервации, которого по привычке все здесь называют королем или кингом, – того самого, который когда-то выбрал из всех претендентов для поступления в Университет именно Джессику. Причем в первый раз Джессика обещала кингу «подумать», а во второй раз заявила, что в случае излишней назойливости она «заберет свое обещание подумать». Судя по всему, возможность отказа от такого предложения для местных девушек расценивалась сродни сумасшествию.

– Пока, подруга, – ответила Вера и неожиданно для себя улыбнулась.

Когда она уже входила в проем открытого дозорным выхода из Резервации, улыбнулась еще шире, услышав веселый совет врачихи:

– Вера, чаще улыбайся. Улыбка разгоняет грустные мысли и делает красивым даже твое новое лицо…

– Старое, скажем прямо, тоже было не очень… – не оборачиваясь, попыталась пошутить в ответ Вера.

Джессика не могла лишить себя возможности сказать последнее слово. Хихикнув, она бросила уже скрывающейся из вида Вере:

– Я знаю кое-кого, кому оно ой как нравилось!

– Итак, Варнас, даже не пытайтесь меня дурить! Я лично видела устройство ручного привода. Это, несомненно, сложное и добротно сделанное приспособление, но оно не было сделано древними – для них это было бы жалкой пародией на те механизмы, которые делали они сами. Это было сделано в лаборатории Республики, а если точнее – в лаборатории Якубовича. Я не механик и не ученый. Но тех крупиц информации об устройстве ручного привода, которыми вы просто вынуждены были со мной поделиться, да того, что я увидела своими глазами, достаточно, чтобы понять простую истину: все, что делалось с зарядом в этой лаборатории, делалось только для того, чтобы его можно было взорвать. Вы, Варнас, немного прогадали со мной – в свое время я была довольно любознательным студентом и кое-что читала о том, как древние получали энергию. Так вот, в Муосе невозможно соорудить атомную станцию, и вы этого не могли не знать. Все, чем занималась курируемая вами лаборатория, – это реанимирование атомной бомбы для ее использования по прямому назначению. Так вот, я хочу знать, Варнас: зачем вы это делали?

Вера нависла над Варнасом, который, обхватив руками голову, согнулся, сидя на мягком кресле в своем небольшом, но уютном кабинете. В этом бункере размещались Ученый совет и несколько самых важных лабораторий. Вера имела право доступа в любое помещение Республики, поэтому и сюда она попала беспрепятственно. Сначала Варнас даже был рад или показал вид, что рад приходу Веры. Он один из немногих в Республике знал о той угрозе, которая нависла над Муосом. При этом его судьба могла сложиться трагично еще до взрыва, если бы миссия Веры провалилась, – он был бы однозначно обвинен в найме ненадлежащих кадров. Но раз бомба уничтожена, значит, и его устранять нет никакой необходимости. На радостях он сначала даже подумал, что следователь явилась персонально ему сообщить эту отличную новость, о которой его чуть раньше уведомил Инспекторат. Но та, которую он лично инструктировал о конструкции ручного привода бомбы (заверив, что этот механизм существовал уже в момент ее обнаружения), не стала хвастать победами, а сразу же приступила к жесткому допросу.

– Я ничего не знаю… нет-нет… мы хотели получить энергию… – жалко лепетал профессор.

– Профессор, вы же умный человек, задумайтесь, – почти ласково проговорила Вера в самое ухо ученого. – Вы уже лжете следователю. А потом я попрошу показать мне документы, связанные с разработками в лаборатории Якубовича, из которых будет видно, что вы создавали бомбу. Если же вы скажете, что они потерялись или уничтожены, я возьму вас под руку, и мы поищем их вместе – и окажется, что вы не только лгали следователю, но и пытались утаить вещественные доказательства. И это вкупе с увиденным и услышанным мною у тех, кто похитил атомный заряд, дает мне право, Варнас, признать вас заговорщиком. Вы вопреки воле Ученого совета и Инспектората, поручившего вам получить энергию из бомбы, вступили в сговор с Якубовичем и создавали устройство для уничтожения Муоса или, по крайней мере, для шантажа Республики. Это – государственная измена, наказание – умерщвление на месте без права выбора способа казни.