Захар Петров - Муос. Падение [litres]

В числе тех, кто оставался на станции, были в основном женщины, дети да полтора десятка подростков из ГО вроде Нарванного и Алеся. Все мужчины и многие девушки и женщины, имеющие достаточные навыки стрельбы из арбалета, ушли штурмовать Улей.

– Тревога! Нападение! Правый туннель от Пролетарской!

К клетке подбежала Сонька, просунув между прутьями трость с торчащими на конце гвоздями, она стала колоть ими Паху и Саху:

– А ну, крути педали! И быстро, быстро!..

Кто-то из партизан переключил подачу света с потолочных лампочек на прожектор, который другой боец на тележке подтягивал к правому туннелю. Оттачиваемые тренировками навыки партизан по обороне своих поселений когда-то считались в Республике примером для подражания. Но партизан, как и жителей других секторов, часто перемешивали, и вновь прибывшие создавали диссонанс в коллективных навыках местных. Да и местные тренировались неохотно, лишь потому, что их заставляли это делать администраторы. После уничтожения змеев большинство считало эти тренировки произволом Инспектората, таким же, как налоги и трудовые повинности. Ко всему прибавить, что в этот раз командиры и самая боевая часть населения станции отсутствовали… Подростки и женщины больше суетились и толкались, выстроенный ими арбалетный строй был неполным и неплотным. Перекрыть вход в туннель заградительными воротами они не успели, и когда в луче прожектора, едва светящегося от велосипедных генераторов, появились асмейцы, Нарванный, руководивший обороной, даже не успел крикнуть «пли». Началась беспорядочная стрельба по приближающимся асмейцам, и все же многих из них скосили арбалетные стрелы. Однако когда люди генерала ловко взобрались на платформу, нервы партизанок не выдержали, они стали покидать строй, бестолково пятясь к своим жилищам, как будто те могли их защитить.

– А ну стоять! В строй! В строй! – орал Нарванный, лупя прикладом своего арбалета по убегавшим женщинам и подросткам.

Но паника уже началась, и остановить ее было тяжело. Тогда Нарванный потащил оставшихся в строю арбалетчиков к выстроившемуся второму ряду. Этот ряд обычно составляли женщины постарше, которые вооружались в основном копьями. Им было что терять и кого защищать – за их спинами, в их жилищах прятались дети. Поэтому эта линия обороны оказалась более стойкой. Отступившие к ним арбалетчики, начав меткую стрельбу по наступавшим, добавили женщинам решимости стоять до конца. Кое-кто из убегавших тоже вернулся в строй. Этим сомкнутым рядом они приблизились к краю платформы, сбросив на пути тех асмейцев, кто еще совсем недавно победно вскарабкался на платформу. Еще немного, и асмейцы отойдут…

– Тревога! Нападение! Левый туннель от Партизанской!

Второй отряд асмейцев заходил в тыл. Кто-то из соратников Нарванного пытался организовать оборону с другой стороны станции. Но уже скоро Вера увидела, что юные партизаны бегут. На их лицах читался ужас – верный признак скорого поражения. Несмотря на неприветливую встречу подростков-партизан, ей хотелось выйти из клетки и помочь им в обороне поселения. Сходные чувства испытывали братья. Саха нервничал, оглядываясь по сторонам и наблюдая происходящее, а Паха изо всех сил, до громкого гула в генераторе, крутил педали, пытаясь хотя бы светом помочь обороне обреченного поселения.

Брошенный натренированной рукой метательный нож вошел в затылок Нарванному, на дерзкой энергии которого пока что держали себя в руках защитники. Когда их харизматичный командир пал, большинство побросало оружие, бегая и мечась по станции, попадая под стрелы асмейцев и натыкаясь на их мечи. Вскоре последние очаги обороны были подавлены, и началось страшное…

– Всех мочи! Всех выродков мочи! Партизаны – выродки, помните это! Помните, что они сделали с Площадью Независимости! Достойные жить так поступить не могли! Не жалейте их! – орал какой-то полоумный глашатай, залитый с ног до головы кровью убитых им партизан и размахивая руками, в каждой из которых он держал за волосы головы, отрубленные им у подростков. – Никто не должен остаться! Сделайте это! Ради будущих поколений сделайте это!

Дикий хохот, надрывный детский плач, визг, удары мечей, разрубающих кости и плоть. Вера всегда была участником битв, но никогда не бывала зрителем. Ей впервые довелось увидеть со стороны, что такое война. Ей не хотелось на это смотреть, но отвести глаза или закрыть их она не могла. Паха перестал крутить педали – темнее не стало, потому что поселение освещали зажженные факелы асмейцев. Сильный удар по прутьям клетки рядом с Верой, и Вера увидела перепуганное лицо Соньки, которая схватилась руками за прутья их тюрьмы и смотрела на Веру, как будто та могла ей помочь. Два крепких асмейца не могли оторвать Сонькины руки от решетки, и тогда один из них рубанул по рукам мечом. Они потащили визжащую Соньку в одну из хижин, попутно срывая с нее одежду.

Время сбилось в комок, наполненный воплями, смертью и ужасом; и трудно было сказать, длилось это кровавое зрелище десять минут или два часа. А потом все стихло, лишь стоны раненых асмейцев да шаги тех нападавших, кто искал оставшихся в живых партизан, чтобы добить и их.

– Командир, а что с этими делать-то? Тоже в расход? – асмеец из бывших армейцев уже подымал арбалет, чтобы прямо в клетке перестрелять запертых в ней.

– Да зачем же?

К клетке подходил майор – тот штабной офицер, который был большим специалистом в уничтожении людей газом. Майор не узнал Паху и Саху, зато Вера услышала, как затрещали кулаки обоих братьев, увидевших причину своих страшных снов. И Вера тоже узнала этого офицера – именно он деловито прохаживался по поселению Ботаники во время операции по обследованию того зараженного мицеоном поселения. На Веру он даже не посмотрел:

– На партизан они не похожи. А раз партизаны посадили их в клетку, значит, они – враги партизан. А если они враги партизан, значит, вполне могут оказаться нашими друзьями. Вот эти два молодца, одинаковых с лица, стали бы неплохими солдатами. Разъясни им прелести службы в АСМ, ну а откажутся – тогда уж точно в расход.

– Командир, а с остальными что?

– Это пусть одинаковые с лица решают, конечно, если они с нами остаются. А нет – то и этих двоих туда же.

– Командир, а вы помните бабу-следователя? Это не она случайно?

Майор внимательно посмотрел на Веру:

– Нет, не уверен. Я слышал, что той бабе морду не так давно поменяли, а с новой личиной я ее и не видел. Надо бы генералу показать – он-то ее точно узнает. И если она окажется следователем, я ей не завидую…

Через несколько минут Вера увидела Дайнеко, в окружении офицерской свиты двигавшегося к клетке по узкому проходу между хижинами. Стареющий генерал, переступая через трупы женщин, детей и подростков, спешил увидеть одного из самых ненавидимых им людей в Муосе, по дороге придумывая муки для той, которая смела когда-то дерзить ему. От спешки он даже на несколько шагов опередил свою свиту. И он не заметил двух теней, появившихся из бокового прохода и тут же исчезнувших. Вере, да и всем, кто это наблюдал, подумалось, что это лишь игра теней факелов, тем более, что генерал сделал еще несколько шагов, по дороге пытаясь вытащить застрявший у него в левой половине груди стилет, и лишь потом упал.