Захар Петров - Муос. Падение [litres]

Вскоре они наткнулись на кладку, являвшуюся своеобразной дамбой, не пускающей воду дальше в сторону Тракторного Завода. Несколько сантиметров отделяло медленно, но неуклонно подымающийся уровень воды от верхнего края кладки. Но дальше было почти сухо, и они смогли раздеться, отжаться, одеться и следовать дальше. Анализируя то, что произошло на Партизанской, Вера еще раз вынуждена была признать, что с нею происходит что-то нехорошее – никогда раньше ее спутники не обнаруживали опасность быстрее, чем она. И это что-то – лучевая болезнь, о которой ее предупреждала Джессика.

Партизаны.

Со времен восстания Деда Талаша в Муосе сформировался своеобычный образ этого народа: веселые простецы, балаболы и хорошие стрелки из арбалетов, всегда бедные, голодные, но никогда не теряющие надежды и оптимизма, добродушно настроенные к чужакам, но умеющие постоять за свою свободу. Но так бывает и среди людей: мнение о человеке, сформировавшееся очень давно, имеет свою инерцию и давно уже не соответствует тому, кем этот человек является на самом деле. Так же бывает и с народами.

– На пол, я сказал! На пол, и ползти сюда, мать твою… Ползти, я сказал!

Белобрысый юнец с красной лентой, перевязывавшей голову, наслаждался вовсю своим статусом младшего командира в Гвардии Освобождения и порученным заданием возглавить дозор. Вера миролюбиво легла на пол, дав пример обоим братьям, и по-пластунски подползла к дозору. Партизаны подошли к ним и стали обыскивать, грубо пиная ногами и переворачивая одного за другим. Братья ждали, что Вера даст команду и они тут же уложат этот полудетский дозор, состоявший из пяти подростков, одним из которых была девчонка лет четырнадцати с такой же, как и у всех, повязкой на лбу. Они наверняка неплохо владели арбалетами, но были слишком юны и подошли неосмотрительно близко к профессиональным военным, а на таком расстоянии преимущество давали метательные ножи и секачи, а не арбалеты. Но Вера такой команды не дала, и вот уже партизаны отобрали у них секачи и рюкзаки, на порядок уменьшив их шансы избежать пленения. Через секунду юная партизанка ловко защелкнула на Вериных запястьях металлические браслеты, подоспевшие парни выгнули пленнице спину, и еще два браслета прочно замкнулись на лодыжках. Цепь, соединявшая ножные и ручные браслеты, была настолько коротка, что Вера была вынуждена лежать изогнувшись. С братьями партизанам пришлось повозиться: следуя примеру своего командира, они не оказывали активного сопротивления, но изгибать спины под партизанские кандалы не собирались. Тут же один и второй получили несколько ударов арбалетными прикладами по позвоночникам, отчего вынуждены были подчиниться.

– Смотри, у них эти… как их… что у диггеров? – один из пацанов достал из чехла секач и неумело взял его в обе руки.

– Секачи, что ль?

– Ага, секачи.

– Так че, они диггеры, что ли?

– По ходу, диггеры…

– Е… Острый какой… – отбросил в сторону секач досмотрщик, одновременно засунув порезанный палец в рот.

– Так откуда ж вы такие будете? – деловито задал вопрос старшой.

– Мы из диггеров.

– Из диггеров? Прикид не тот для диггеров. Секачи – да, а прикид совсем не диггерский. Да и не ходят диггеры так, как вы, открыто. Так что будете вы республиканские диверсанты.

– Какие мы диверсанты, что ты мелешь такое? Отведи к старшему, с ним говорить будем.

– А ты заткни свою пасть, лахудра тупорылая. Я здесь решаю, куда и кому идти. Здесь допрашивать будем. А ну, Сонька, поиграй шарами.

Пацаны не по-доброму засмеялись. Сонька в три шага оказалась возле Пахи и со всей силы ударила ему между ног. Паха скрипнул зубами, но ни звука не подал. Сонька победным взглядом окинула своих соратников, которые ей захлопали и одобрительно зацокали.

– Ну так что, шавка, будешь правду говорить, или Сонька твоим друганам промеж ног яичницы сделает, а? На кой они тебе такие будут?

Вера смотрела на мальчишку и не могла поверить происходящему – то, что он говорил и делал, никак не вязалось с его задорно вздернутым носом и в общем-то милым ребячьим лицом.

– Сонька, повтори. Мадам не поняла.

Сонька уже заносила ногу во второй раз…

– Остановитесь…

– О-о-о, у тети проснулась жалость, тетя хочет что-то рассказать.

– Отведите нас к Батуре.

– К кому-кому?

– К Батуре, командиру вашему. Или скажи ему, что здесь Вера из спецназа, которая когда-то банду лесников в Универмаге уничтожила.

– Что ты лопочешь такое, тетя? Вы еще и из спецназа будете? Я так и думал – асмейцы недобитые, мочить их надо!

Старший со всех сил ударил Веру сапогом в грудь. В том положении, в котором сейчас находилась Вера, этот удар мог сломать ей ребра. И все же ей удалось изогнуться перед приближающимся сапогом так, что лишь каблук болезненным, но скользящим ударом прошел по ее груди. Это озлобило парня, он шагнул ближе, чтобы ударить точнее, но в этот момент доселе молчавший долговязый юноша с длинными волосами произнес:

– Нарванный, я, кажется, ее помню.

– Кого помнишь?

– Бабу эту помню. И то, что она говорит, правда. Когда-то на Партизанскую лесники напали, и нас тогда отряд спецназовцев от них спас, и среди них была баба.

– Эта баба?

– Кажется, эта, я малый тогда был – лица не запомнил.

– Ну, пусть и эта. Так что мне, всех республиканцев, которые когда-то что-то хорошее сделали, сейчас в десны целовать? Разжигай костер, сейчас допрашивать их будем с пристрастием, пока не расскажут всего. Сонька уж вся чешется, так ей над ними поработать хочется, – ты ж знаешь, как она охоча до этого дела.

Все, кроме долговязого, рассмеялись, а садистка Сонька польщенно улыбнулась, как будто ей сделали комплимент.

– Нарванный, старшие говорили, что Батура постоянно вспоминал ту девку, которая в лагерь к лесникам сама пошла и почти всех их одна перебила; даже найти хотел ее. Если это все-таки она, Батуре может не понравиться то, что ты собираешься делать с нею.

Нарванный задумался, потом неприветливо посмотрел на долговязого:

– Ладно, ведем в отряд. Пусть старшие посылают гонца к Батуре, сообщат, что к чему. А он пусть решает. Заодно и тебя проверим, Плинтус.

– Чего меня проверять? Я ж уже проверенный.

– А вдруг ты только для конспирации свою мать горбатую да брата одноногого завалил, чтоб только к нам в отряд попасть? А на самом деле ты – республиканский диверсант и хочешь ночью выпустить этих троих, чтоб нас всех перерезали спящими. Сонька, забери-ка у него арбалет, пусть посидит вместе с диверсантами до прихода Батуры. Если окажется, что ты соврал – тебе кирдык, понял?

Третьи сутки они сидели в клетке. Вчетвером: Вера, Саха, Паха и долговязый Алесь, которого местные называли Плинтусом. В клетке был смонтирован велогенератор, и они по очереди должны были крутить педали, чтобы давать освещение Тракторному. Подача энергии с электростанции прекратилась уже несколько дней назад, поэтому единственным источником электричества на Партизанской были ноги узников в нескольких клетках, расставленных по станции. Саха и Паха не пускали Веру на велосипед, и поэтому педали крутили они втроем с Алесем. Вера для вида воспротивилась решению братьев, но в действительности была этому только рада: ей все чаще хотелось прилечь и отдохнуть, любые движения для нее становились мучением, и кручение упругих педалей только забрало бы у нее и без того тающие на глазах силы.