Александр Юм - Невеста для ЗОРГа

Знания, полученные Анисимовым «на боевом посту», дали ему фору года на три. Особенно свирепствовал он перед войной — Хлазов даже приказал поджечь дровяные запасы на острове Резвый, когда узнал, что Рожок там. Выходки крепчали, оглушая садистской изощренностью и наглой бравадой, и заставляли оперативников и шифровальщиков запасаться вазелином к очередному анисимовскому фейерверку.

Когда Рожок исчез, в это даже как-то не сразу поверили — уж слишком легким показалось избавление. В свой последний размах колдун посетил школу начсостава служебного собаководства и внезапно озверевшие псы порвали несколько человек. Хотя сидел там наш человек и успел вызвать пограничников, Анисимов благополучно миновал остров, прошел через заслон Кировского моста и на глазах у подскочивших дозорных испарился в Летнем саду…

Я подошел к шурфу и встал рядом с Ганчевым, внимательно слушающим усатого дядьку с петлицами старшины.

— Туда он побежал стервец, — махнув рукой, сплюнул усатый. — Мы на мотоцикле на площадь выехали, смотрим — с Халтурина чешет наш голубь. Перескоков, напарник мой, из нагана стрельнул раза три, только не попал — далеко было. Рожок, скотина, ходу — и в парк через канаву, пока мы туда-сюда. Ищи ветра.

— Искали? — лениво спросил у старшины довольный жизнью Ганчев.

— Искали. Даже в сортиры заглядывали.

— А в те сундуки, что музейщики закапывали?

— В ящики, нет. В сортиры вот, заглядывали…

Старшина посмотрел на остатки ящика с трупом Анисимова.

— Стало быть, Рожок статуем прикинулся, а музейщики его в крест запаковали, — он потрогал носком сапога кости. — Говорят, его еще в первую германскую убили, оборотня. А тут видишь…

— Так, а скульптура где? — спросил я, недоумевая.

— Смотри сюда, — Ганчев поднял острый камушек из кучи в углу ямы. — Дави!

Я нажал. На ладонь капнуло горячим, а подломившаяся грань вытянула мертвые жилы, сплетенные с камнем.

— Фу, гадость!

— А вот еще, — капитан пошерудил обломками, зацепляя мраморную ступню, — два пальца в ней были человечьи, с пучками рыжих волос и обломанными ногтями, остальные из камня. — Надо будет выяснить, какой мусор палили над Рожком, не припомню, чтоб из мнимого сна так быстро выводили… Ты, кстати, что выяснил?

— Сикорского в архиве нет, а Веденяпин умер.

— Однако!

Но долго печалиться рыжий капитан не стал, труп загрузили в легковушку и, захлопнув дверь, Ганчев почесал руку.

— Ну что, брат Саблин, тысчонки по две на голову нам обеспечено.

— Это за что же?

— За глаза твои красивые. Такой экземпляр доставим руководству! Летунам за сбитый самолет дают по две тысячи, а мы разве хуже?

Я обрадовался. Хоть кровать в квартиру куплю.

Вернувшись в марте к родному порогу (впервые после начала войны), я с удивлением обнаружил чужие запоры на своих дверях. Но еще большая загадка скрывалась за дверьми, чутко прислушиваясь к происходящему в коридоре. Ловкий дядя с парголовского дровяного склада, поселившийся на нашей жилплощади, натаскал в комнаты всякого барахла и чувствовал себя вполне уютно. Управдома, прописавшего дядю, совесть тоже не грызла. Ништяк! Один записал моих живых родителей и меня как умерших, другой пустил в оборот нахапанное за время блокады — и все довольны. Только я их аркадию безмятежную порушил. Дровяной начальник сглупа набрал себе золотых коронок и обручальных колец, так что я сразу его взял по мародерству. А Букину пообещал поставить в списке жильцов «убит» напротив его фамилии, если к моему возвращению документы не будут в порядке.

Складского хмыря я повел на Кондратьевский через Арсенал, поэтому в 21-е отделение не доставил — первый же патруль очень обрадовался ему, особенно побрякушкам. Ребята эти оказались ленинградскими, так что дядя прожил до первой подвернувшейся стенки.

Сколько же натащил добра дровяной хомяк! А Букин! Только серебряных наборов штук пять было распихано по нычкам. А малахитовые чернильницы, а монеты… Зачем они ему? Если бы хоть знал разницу между ефимком и боспорским саваком этот начальник метелок!

Всю нашу обстановку парголовская гадина выбросила, а его «мебеля» рекизировали и забрали милиционеры, так что осталась в комнате одна тумбочка, да круглый раздвижной стол.

… — Теперь все! Теперь ниточки в наших руках и узелок скоро развяжется, — обещал будущие успехи Ганчев. Он давно о чем-то рассказывал, а я, занятый своими мыслями, тупо кивал ему — есть у меня такая привычка.

— Через Сенную в порт — постучал в железную кабину Ганчев, а мне сказал: — Ты навести Сикорского, и можешь дуть к своим.

Капитан помог выбраться из машины и укатил на остров Вольный, куда обычно свозилось убитое зверье.

Возле трамвайного полотна виднелись присыпанные песком кровяные лужи. Исключительные твари — немцы. Лупят снарядами по остановкам, а какая-то гнида здесь им сообщает куда лупить. Мало зачищали пособников, ох, мало! То ли проникают они в город, то ли рождаются на месте. Зло берет от бессилия. Ходят слухи, что немецким артиллеристам, попадающим в плен, отрубают руки. Ну и правильно. Фашисты как-то не по-людски пакостны. Не могут силой взять, так давай сучьи номера откалывать, да такие что аж с души воротит.

Утомясь дожидаться трамвая, перешел я на другую сторону шоссе и побрел к мосту, выбирая «эмочку» поворонистей. Увидел и резко дал вправо. Чувствую за спиной — клюнули. Автомобиль взвизгнул рядом и на дорогу выскочили двое:

— Предъявите документы.

Чекисты были достаточно суровы, и, побившись в истерике минуты две, я сунул им книжечку с волшебным словом «содействовать». К этому времени бдительный оперативник уже завладел моим подозрительно распухшим портфелем. А так как замок я ослабил, то бумаги, конечно, из него вывалились.

— Сволочи! — Я дурковато бросился закрывать ладонями художества Веденяпина. — Это секретные документы на имя генерала Соловьева. Вы ответите за самоуправство.

Майор, увидев среди многих подписей и автограф своего любимого шефа, начал потихоньку сереть. Залезть в бумаги членвоенсовета фронта! Это все равно, что порыться в столе у Берии.

— Старший лейтенант госбезопасности Кутузов, — запоздало представился чекист.

— Да хоть Суворов! Я из-за тебя машину потерял — на Лаврова ждала. Представь, что будет!

Чекисты представили, и младший скоренько остановил Ленкарзовский грузовик.

— Довезешь товарища до…

Я вскинул брови в деланном недоумении…

— В общем, куда скажет, туда и довезешь.

Хлопнула дверца, и мы поехали. Шофер Федя спешил в район совхоза АСПО и, высадив меня на Большой Спасской, полетел на Гражданку. Расстались мы вполне довольные друг другом: Феде не пришлось везти пассажира к черту на кулички, а мне хоть на метле ехать, лишь бы не своим ходом.