Андрей Лисьев - Метро 2033: Зима милосердия [litres]

Богдан отрицательно покачал головой.

– Ваше ответвление здесь, – Русаков ногтем большого пальца ткнул в точку на перегоне между Павелецкой и Новокузнецкой. – Павелецкую-радиальную пересечете без остановки. Станция гнилая, еда и вода радиоактивные, а с тебя, Женька, радиации хватит.

Комиссар прервал инструктаж и посмотрел на парня с жалостью и сочувствием.

– Местным обычно не до транзитеров. Там много военных, но они охраняют от мутантов входы. Начальник станции меня знает, но ссылаться не обязательно. Документы у вас теперь надежные.

Еще раз оглядел спутников. Никто не счел нужным задавать уточняющие вопросы.

– Если вдруг каким-то чудом преодолеете ССВ насквозь, уходите вправо, на перегон Серпуховская – Полянка.

– То еще счастье, – буркнул Богдан.

– Перекресток с перегоном Октябрьская – Третьяковская, платформа Черная заселена кикиморами. Вы их вряд ли испугаетесь, мелочь.

Русаков быстро и небрежно сложил карту, помял. И Богдан взглянул на комиссара неодобрительно.

– Дойдите сначала. Я в это не верю. Может, все-таки останетесь на Автозаводской? Сами видели, какие у нас люди. Хорошие! – Русаков с грустью осмотрел их. – Может, передумаете?

Провожавшие бойцы по очереди жали уходящим руки, а Русаков уговаривал, но ни в голосе, ни во взгляде его надежды не было.

– О чем грустишь?! – Богдан похлопал Женю по плечу. – Мы расстаемся с Русаковым не навсегда! Нет повода для печали.

– Да я про Деда думаю, потому и грущу, он мне в последнюю встречу сон свой рассказал. Такой красочный и… хороший, – Женя пересказал наставнику сон старика.

– И че с тово? – Богдан развеселился. – Если обожраться жирной свининой, в духоте чего только не приснится.

– А если сон повторяется? Во всех подробностях!

– Говори! – Богдан стал серьезен.

– Снится мне, что стою я перед зеркалом в каком-то тесном помещении, одно зеркало влезло, а по ногам снизу сквозняком тянет, по щиколоткам. Тревожно и обнадеживающе, что ли. Я смотрю на свое отражение в зеркале и думаю, что надо бы обернуться, выяснить, что за сквозняк? А не могу.

– А мне тоже подобное снится, Женечка, видать, истосковались мы по свежему воздуху. По-другому, конечно, не как у тебя. Что стою я на платформе в самом конце, в гражданке, и вот из туннеля сквозняк, ветер прямо, будто вот-вот и поезд появится. А не появляется…

Друзья с грустью вздохнули и замолчали, каждый о своем.

Дрезина миновала разобранный блокпост. Без слов было понятно, что здесь бандиты Воробья блокировали путь с Автозаводской в «большое» метро.

– Я вот удивляюсь. Откуда у тебя уверенность, что блатные выполнят свою часть сделки и прекратят блокаду? – не поворачивая головы спросил Богдан.

Евгений не ответил. Очевидно, Цыган присвоил предназначенную Жене взятку, но вряд ли об этом знает Воробей. И что предпримет?

Проверка на блокпосту Павелецкой была чисто формальной, дрезина проследовала дальше. Дымок поднимался над коробками, служившими жильем страдальцам – обитателям станции. Тяжелый даже по меркам метро запах гниющей плоти не перебивался и дымом. Слышались утробные стоны: кто-то занимался сексом, а в самом конце перрона – звуки ударов и снова стоны. Все внимание и жителей, и военных было обращено туда. Видимо, публика пыталась распознать, что и где было причиной каких стонов. Женю передернуло…

Маленький отряд пошел по туннелю в сторону Добрынинской, перед глазами Евгения мелькали тревожные взгляды провожавших. Мрачное настроение усугубляло то, что свет фонарика не мог разогнать черноту под сводами.

Из глубины волнами накатывало что-то… Это можно было обозначить только одним словом – ужас. Он не отталкивал, не заставлять бежать без оглядки в обратную сторону, а тянул к себе. Как магнит. Все сильнее и сильнее.

Невидимые нити страха были почти осязаемыми, липкими на ощупь, и Женя, такой бесстрашный на поверхности, все норовил пригладить волосы – казалось, что они стоят дыбом.

Рядом шла Маша Мотылек, с которой и вовсе творилось неладное: худенькое тело будто скручивала, гнула к земле неведомая сила. Девочка все норовила сорваться на бег.

– Все, Женечка, – виновато произнесла девочка, остановившись. – Прости, не могу дальше, пойми меня. Еще чуть-чуть, и вы меня не догоните. Не могг…

Храбрая, она стиснула предательски лязгнувшие зубы и не смогла закончить фразу. Арсений отстал на пару шагов и смотрел в пол, ожидая развязки.

– Хорош-шо, – шепотом выдохнул парень, встретив виноватый взгляд Богдана, который словно извинялся за малодушие спутников, и двинулся сквозь этот взгляд, – надо еще немного.

Наставник извлек из рюкзака веревку, продел сквозь ближайшую железку, торчавшую из стены, опутал двумя петлями руки доктора и девочки.

Автомат Арсений, видимо, выронил раньше, по крайней мере, при нем оружия не было.

Не то чтобы Женя верил в успех экспедиции, нет. Очевидно, что до конца туннеля им не дойти, что бы там ни скрывалось. Сталкера обуяло мальчишеское желание доказать, что он способен зайти дальше всех.

Ужас становился плотнее, теперь он звучал в ушах, но Евгений опережал Богдана, готового в любой момент удержать ученика. «Я не должен идти дальше, там – засада!» – констатировал он, но уступил и сделал несколько шагов. Из-за чудовищного давления перенасыщенной адреналином крови не было слышно шагов спутников.

Женя уперся руками в стену, словно надеясь уцепиться за тюбинги, перестал напряженно вглядываться в беспросветную темноту впереди. Богдан тут же поравнялся с ним, бесшумно ступая по выщербленному бетону коридора, дыша тяжело, с присвистом.

– Пройдем еще немного.

Парень не понял, сам он произнес эту фразу, или наставник. А может, вместе: они оба были упрямы. Богдан взял из его ослабевшей руки фонарь и уверенно шагнул вперед. С двумя фонарями светлее не стало.

«А за Богданом идти легче, – подумал Евгений. – По крайней мере, не мне теперь всматриваться в этот кошмар».

Женя смотрел только на ботинки Богдана – старые, потертые, но еще крепкие ботинки, не одну сотню километров прошедшие и по поверхности, и по лабиринтам метро. Это зрелище успокаивало.

Неожиданно Богдан остановился, и парень стукнулся лбом в его массивную спину. Лучи двух фонарей освещали загораживающие проход уродливые каменные фигуры людей и животных. Это не были статуи, потому что формы были избыточно толстыми, расплывчатыми, словно неведомый скульптор не закончил работу, успев лишь наметить силуэт. Контуры фигур проступали сквозь камень. Камень ли? Женя вгляделся. Пористая, напоминающая пемзу, порода. Во всех позах было нечто общее. «Недоумение и страх. Что-то кошмарное настигло их», – догадался Евгений и крикнул Богдану: