Анна Азырова - Йормундур

Ансельмо силился подавить нарастающее беспокойство. У огня продрогшая Олалья заливалась слезами. Её друг разгрёб угли, подкинул в очаг поленьев. В такой ветер никакой костёр не спасёт.

— Вот так. Сейчас согреешься. — Монах укрыл подругу полой своего плаща. Та навалилась, уложила голову на чужое плечо. От огня и впрямь дыхнуло жаром. — Лало. Нам здесь не место, — девушка тихонько захныкала. — Давай уйдём, пока есть время?

Ансельмо помолчал, храбрясь. Нужно что-то сделать — сейчас или никогда!

— Послушай. Я раздобуду лошадь, или найдём по пути возницу. Поскачем напрямик до Вильяновы, а там сядем в лодку и доберёмся до Аросы. В монастыре сейчас самое безопасное место — туда эти душегубы точно не вернутся!

— Нет! — Олалья отстранилась, зарёванные глаза сверкнули. — Я дождусь Стюра.

— Ты слышала, что говорила Тордис?! — Ансельмо невольно перешёл на крик. — Здесь ни одного честного человека! Этих головорезов набирают специально для налётов и грабежей! У себя на родине они преступники, у них там ни кола живого! И этот… этот Стюр вышвырнет тебя, как зверушку, когда играться надоест! Зачем, думаешь, я мыкаюсь за тобой?! Да известно ли тебе, сколько я за эти пару клятых дней пережил?!

Олалья испугалась и вскочила было на ноги, но Ансельмо с силой дёрнул к себе, наугад ловя чужие губы. Казалось, прошла вечность, пока оба опомнились и дали друг другу передышку. Олалья порозовела, нежные губы припухли, дыхание сделалось ровным и глубоким.

— Лало. — Анельмо прижал белокурую голову к груди, уткнулся в растрёпанные волосы. — Прошу. Мы вместе, сколько я себя помню. Я не представляю, что буду делать без тебя. Ты ведь знаешь, я всё ради тебя сделаю. Я буду заботиться о тебе, защищать. Если хочешь, я буду… я… — он поднял голову девушки, вновь горячо поцеловал, но та отвернулась.

— Я не звала тебя на помощь. Мы друзья, Йемо, но Стюр… Ты думаешь, я ополоумела. Пусть так, но это моя ноша! Послушай, на моих глазах женщин и девочек в деревне брали и насиловали, как скот. Те, кто выжил, убили себя. Когда вы переодели меня монахиней и укрыли в обители, злая участь меня не обошла. Но… я уже знала, что меня ждёт и нашла в себе волю выстоять. Да, он взял меня силой, но боли и страха во мне не было. Лишь смирение, которому учит нас Всевышний. В конце я много часов пролежала в одиночестве, словно целую вечность. Я думала об испытании, которое послал Господь на мою долю. Сознают ли эти звери с севера, что творят? Быть может, Стюр не виновен, а всего-то был избран тем, кто исполнит предначертанное? Или я сама своей беспомощностью и маловерием принудила его к греху? Отчаяние во мне боролось с чем-то смутным, неосознанным. Когда ты пришёл, мою душу уже сжигала дьявольская страсть, ведь Стюр… Он стал моим в ту ночь, теперь эта связь неразрывна.

Ансельмо с презрением отпрянул от подруги:

— Какой бред! Оправдывать беса, надругавшегося над тобой же… Твой мотив нехитрый. Думаешь, красота и порода указывают на достойного мужика. Да, в природе сильные самцы дают потомство самкам. Но ты не животное! Ты не знаешь такой вещи, как любовь.

— Нет, я знаю. Я люблю тебя, как брата. Стюр возжёг во мне любовь другую, любовь к мужчине. Да, он красив и силён… и не так жесток, как ты думаешь. Да и я не монашка, что презирает всякую похоть! — Олалья закусила губу, жалея о брошенных словах. — Ты прав, это безрассудно, но это сильнее меня. Сейчас нет никого и ничего, что я хотела бы сильнее! В конце концов, я имею право выбрать прощение, а не ненависть!

— Я не верю в такое милосердие. Он просто лишил тебя разума.

— Тогда нам не о чем толковать.

«Ты передумаешь, Лало», — обещал себе Йемо, устало закрываясь ладонями. Все её безумные порывы от лукавого, но Бог спасёт её, если молиться усердно. Этим брат Ансельмо и занялся, сжимая крест в сомкнутых пред собой руках.

Альгвасилы — местные гвардейцы — продержали город недолго. Половину налётчики мигом обескровили, половина укрылась в укреплённом замке алькальда. Гундред приказал повременить с избиением горожан и поджигательством домов, но в пару—тройку пальясо всё ж запустили факелами — надо ведь как-то заявить о своих намерениях. Всё многочисленное войско норманнов сосредоточилось у стены замка. Наверху появились лучники, посыпался град стрел. Викинги прикрывались щитами, но, ясное дело, долго так продолжаться не может. Галисийцы еще не заперли ворота, в самом проёме под прикрытием лучников сражалась горстка альгвасилов, настигнутых язычниками. Захватчики теснили врага со всей мощью, под острыми секирами так и летели руки, ноги да головы, но лучники, мерзавцы, кололись своими стрелами без остановки.

— Держать строй! — ревел Гундред, размахивая между делом своим громадным мечом. — Не дать опустить герсу! Все к воротам! К воротам, сукины дети!

— Отец! — сквозь толпу пробилась взмыленная Тордис. В руках щит и секира. — Это самоубийство! Если мы…

Воздух сотрясся от страшного гула: «Р-р-р-ра!» Шеренга берсерков разом толкнула щитами обороняющихся альгвасилов и прямо по ним двинулась в проём замковых ворот. Гундред ринулся за ними, приказывая задним рядам немедленно бить по лучникам, а передним — удерживать ворота любой ценой. Но как только ярл прорвался ближе к стене, перед самым носом рухнула неподъёмная деревянная решётка, ломая кости тем, кто не поспел укрыться в проёме. То же произошло и с мужчинами, проникшими на территорию замка. Стражники обрубили канаты на герсе.

Но самое страшное впереди. Оказавшихся в западне между решётками стали обстреливать из маленьких стенных бойниц. Стрелы сыпались отовсюду: справа, слева, сверху… Те, кому повезло оказаться посередине, мигом попадали замертво. Оставшиеся в живых судорожно оглядывались по сторонам, точно загнанные волки. Стюр, прижатый к внешней решётке, разглядел среди прочих Йормундура — сердце так и упало. Тот метался, как остервенелый, не понимая, что творится вокруг. К внутренней решётке подошла группа альгвасилов с копьями, растерянных нормандцев закололи, как свиней. Горстка самых стойких увязала ногами в крови и трупах товарищей. Йормундуру и тут посчастливилось уцелеть, хоть он и стоял прямо у внутренней решётки. Под самыми ногами кто-то хрипел, хватал за сапоги. Один из галисийцев вновь поднял копьё, прицельно ткнул в северянина. Йормундур взревел: остриё задело бок. Исступлённо сунул руку в решётку, силясь схватить негодяя…

Он не ощутил боли: ярость берсерка притупляет чувства. Йормундура поразило увиденное. Какая-то секунда: вот его рука тянется вперед… и вот её отсекают. Голова разрывается от шума: «Этого не может быть. Не может. Не может. Это не правда». Но всё более чем наяву. Откуда-то появился Стюр, дёрнул назад, руки тотчас отыскали какие-то куски полотна, стали скручивать жгут… Все что-то кричали, но Йормундур как будто оглох от набегающих мыслей. Штаны насквозь промокли от крови, в глазах потемнело, мужчина уже не понимал, стоит он или лежит, жив он или мёртв.