Анна Азырова - Йормундур

— задорно пропел хор в голове.

Не слыша собственного голоса, капитан на латинском заорал галисийцам:

— Женщины, если хотите жить, выходите!

Не сразу обречённые горожанки согласились вырваться из объятий мужчин, но одна за одной они стали хватать на руки детей и выбегать из амбара на встречу неизвестности. За их спинами нормандцы раскидали под стены охапки найденной соломы.

— разрывался хор.

— Детей в сторону, — приказал командующий.

Женщины обомлели, матери ещё сильнее вцепились в своих драгоценных чад: умирать, так вместе. Воин перехватил косу так, чтобы лезвие оказалось высоко за спиной. Хористы запели с внушающей ужас торжественностью, теперь уже не разбирая слов. Визжащие звуки вихрем пронзали пространство, взмывая к немыслимо высоким нотам. Орган призывно гремел.

— Ворота на запор, поджечь амбар! — скомандовал мужчина на северном наречии. — Жён с детьми разделить! — коса вспорола воздух с широким замахом. — Я… хочу… пировать!!!

Упёршись руками в парапет колокольни, Лундвар следил за тем, как огонь перекидывается с сена на деревянные стены запертого амбара. В вечерней мгле войско Гундреда было легко отследить по дальним воплям горожан и оставляемому за спиной пожарищу. Очень скоро и камышовая крыша складского помещения занялась огнём, вознёсшимся к небу, подобно языку горящей свечи. Перед амбаром кто-то устроил настоящее кровавое представление, разбрасывая вокруг себя раненных. Другие воители оттаскивали за юбки и волосы пронзительно кричащих женщин.

Перейдя на другую сторону балкона, жрец увидел горстку выпачканных кровью пехотинцев у резиденции епископа. Лундвар посмеялся тому, как быстро и точно подчинённые выполнили его приказ. Осталось лишь спуститься, чтобы проверить их доказательства. Шахин на плече подручного Гундреда снялся с места, чтобы погнаться за голубем, которые облюбовали крышу колокольни. В костлявых руках развернулась маленькая, но длинная записка, выведенная безупречным почерком с завитками, присущими скорее южным народам. Тревожное сообщение следовало бы проверить, но всё же лучше осведомить ярла как можно скорее.

Вернувшись в зал, где пировали викинги, служитель асов застал изрядно захмелевшего краснолицего ярла весело хлопающим в ладоши: с изувеченной руки даже снята булатная перчатка. Но далеко драгоценную часть доспеха не умыкнули: её нацепила одна из девиц, что вместе с подругой отплясывала перед господином. Лундвар приказал челяди и музыкантам убраться подальше к прочим воякам, а сам присел на широкий кресельный подлокотник, наклонившись к самому уху Гундреда.

— Важная весть прилетела, откуда не ждали.

Гундред принял бараний рог, переливающийся красным вином, рука высоко отсалютовала, окатив мантию жреца.

— вдохновенно изрёк предводитель нормандцев, водя рукой в воздухе.

— Шпион из престольного Леона, видимо, приближённый к королю, передал нам записку с посыльным соколом. И порода птицы, надо сказать, навевает на… — перебил Лундвар, но Гундред, слушая одним ухом, вторым с усердием внимал хохоту голых девиц.

— Брат, напейся и хоть на день отойди от своей беготни!

— Это дело не ждёт! — рука жреца по-звериному вцепилась в спинку кресла, и он затараторил хрипящим голосом, довлея над своим благодетелем. — Король Рамиро уже приказал вассалам подтянуться к столице, и из Леона в нашу сторону двинулись изрядно обученные и подготовленные войска. Нам бы немедля сесть на драккары и уходить подобру-поздорову.

Лундвар отшатнулся назад, подрываясь с кресла. Оправился и Гундред, а его подружки и вовсе с визгом разбежались в стороны. К подиуму, на котором возвышается епископский трон и длинный низкий стол для подачи угощений, приблизился ужасный на вид молодой мужчина в лёгком доспехе и длинном плаще, как у всех рядовых викингов. С ног до головы его будто облили кровью. Она запеклась на коротких взъерошенных волосах, лице и руках, оставив сверкающе-белыми лишь выпученные безумные глаза. За норманном гуськом шли другие люди, а в руке покоилась длинная коса. Занеся грязный от земли сапог на ступень подиума, муж рванул на себя зажатую в другой руке верёвку. С охом к ярлу и жрецу живо заковыляли три привязанные друг за другом женщины, такие же окровавленные и истасканные, с бороздами слёз на щеках.

— С-сынок… это ты, что ли? — разумом Лундвар не понимал, что за чудовище перед ним, но внутренний голос намекающе зашептал, лишь завидев жуткий лик молодца.

Умытое кровью серповидное лезвие взлетело к главарю и его советнику, но не успел Гундред нащупать двупалой ладонью рукоять топора у трона, как коса застыла прямо перед ним. С края древка, роняя крупные багровые капли на пол, свисали деревянные и кованые нательные крестики, нанизанные на шнурках и цепочках. Пересчитать их одним взглядом ярл бы не смог.

— Доказа-ательство! — прокричал воитель, хотя голос его ничто особо не заглушало.

Нарушив затянувшееся молчание, Лундвар опустил руку на плечо покровителю:

— Токи. Его имя.

— Отважный Токи, твой ярл… — Гундред выпрямился в кресле, мигом протрезвев от увиденного. — Шельма, да убери ты это с глаз долой! Лундвар, что у вас творится, пронеси вас сивый йутул через три кургана в Ётунхейм!

Ни минуты не внимая своему главнокомандующему, ратник удалился, прихватив с собой косу, но оставив связанных пленниц, ведь последним его интересом были громадные бочки вина где-то в тихом и безлюдном погребе, как ни одна мягкая постель пригодном для сна.

Пир Гундреда завершился с первыми утренними лучами, когда подожжённые дома в городе догорели, исходя столбами дыма над срединными улицами Компостелы, а Лундвар успел поднять с постели слуг, приказав готовить драккары к отплытию и нагружать их снедью, рабами да ценными трофеями. Ближе к полудню проспавшийся ярл вышел из роскошных покоев Сиснанда, где разделил неохватное ложе с двумя вчерашними девицами, и велел разыскать Тордис, а за одно и всему войску подтянуться к замку для пересчёта и дальнейших указаний. С террасы перед резиденцией главнокомандующий предупредил воинов о скором отплытии, как только все приготовления будут завершены, и посланные Лундваром конные разведчики вернутся с новостями. Несколько судов с тяжело раненными солдатами ярл решил отправить в Норвегию, передав конунгу щедрую долю наживы. Когда часть пехоты отправили патрулировать сухопутные подходы к городу, а другая рассредоточилась в порту, с Гундредом у замка остались некоторые дружинники и четверо берсерков. Нечёсаная и припухшая после бурной ночи Тордис подбежала к окружённому группкой приближённых отцу.