Анна Азырова - Йормундур

— Ты про Тордис? Она ж ярла дочка.

— Не место бабам в рейде! — крикун хлопнул ладонью по столу, удобней развалился на деревянном стуле, больше смахивающем на трон. — Толку мало да глаза мозолит зря.

Трое берсерков от души посмеялись над товарищем, которого по обыкновению и сами женщины не жаловали. Худой и низкий для нормандца, он унаследовал от родни смолянисто-чёрные стоячие торчком волосы и грубую кудрявую бороду, которая хоть как-то скрадывала несуразное лицо в шрамах. Огромные уши торчком, крупный приплюснутый нос да лохматые брови неизменно напоминали детям в родных краях горного тролля. Над парнем смеялись с малых лет и до нынешнего дня, а чёрные глаза его оставались добрыми, пускай кто-то и видел в них недостаток ума. Он мог ступить на неверный путь обиженного сверстниками мальчика, но уже тогда доказал свою суть. Повалив в грязь старшего парня, вцепившись всем телом, он душил его до тех пор, пока задира не стал отключаться. Таких озорников был в жизни берсерка не один десяток, и вот уже перебранки стали чем-то вроде приветствия нового друга.

— Корриан, так она сбивает тебе баланс в драке? — ухмыльнулся первый викинг.

— Стойка кренит вперёд, — невозмутимо добавил его старший побратим.

Чернявый нормандец, не обращая внимания на похабный смех, стащил с тарелки оливку и в полёте поймал её ртом.

— А вам известно, что у Тордис с Гундредом меньше общего, чем у епископа с соблюдением заповедей?

— Это как, брат? — продолжили посмеиваться мужи.

— А вот так. — Корриан облокотился на стол, макнул усы в чашу с вином. — Никакая она ему не дочь. Ярл бездетный.

Хихиканье берсерков помалу сменилось подозрением, вояки сгрудились ближе к товарищу.

— Гундред сам говорил о своих бастардах в южных землях, — возразил старший из компании.

— Да, а жёнам своим заделать дитятю не может. Уж сколько лет! Нет там никаких ублюдков, девка белобрысая — безродная самозванка, а ярл бесплоден. Вот и весь сказ.

Между друзьями повисло тягостное молчание, пока один не предостерёг:

— Корриан, ты следи за тем, что мелешь под одной-то крышей с ярлом. Доказать слова свои ты не можешь, а Тордис тебя…

Тут зачинщик спора подорвался с места, и опустевшая чаша улетела высоко через плечо, едва не угодив другому нормандцу в голову.

— Пусть ваша девочка приходит. Я её протащу за косы через все полторы сотни комнат этого замка, а потом отдеру так, как её потаскуха-мать никогда не драла.

Поодаль послышался скрип петель, с которым отворялись парадные двери. Помалу епископские холуи стали пропускать в зал одного за другим пехотинцев, которые тащили за собой хныкающих галисийских женщин. С новой кровью пирушка оживилась, Гундред заладил толкать тосты, а воины полезли под юбки к строптивым чужестранкам.

В это время Лундвар поднялся на колокольню пустующего собора Святого Иакова Мавроборца. Жрец проследовал взглядом за огнями костров в глубине улиц и сотнями факельных огоньков. Приятно приглушённый, до колокольни доносился визг детей и женщин, с трудом отделимый от зычного мужского клича. Вот занялась огнём соломенная крыша, заставляя обречённых жителей бежать прямо в руки налётчиков. Хоть этот соборный округ велик и многолюден, за пару дней, пускай и не до конца, они наведут тут свои порядки.

Лундвар вздрогнул, пробуждённый от созерцания пронзительным птичьим криком. К колокольне слетел небольшой пустынный сокол с пёстрой рыжей грудкой в тёмную крапинку и острыми коричневыми крыльями и головой. Шахин уселся на парапет, большущие лимонные глаза, вторящие цвету лап, заморгали, любопытно водя по сторонам огромными чёрными зрачками. Жрец боязливо протянул птице недоеденный кусок буженины, та живо ухватила угощенье крючковатым клювом, и Лундвар еле опомнился, как длинные когти уцепились в его запястье. К одной из лапок была привязана записка.

Молодой командир отряда застыл среди мостовой, где носились и падали замертво от мечей его подчинённых жители Компостелы. Он не нашёл для воинов иных слов, кроме приказа привести женщину и предъявить доказательство, что передал дословно, веля немедленно выступать. Свою злость и разочарование викинги выместили на невинных: мужчины почти не сопротивлялись, и разделаться с ними было легко. Капитан выхватил из петлицы топор, когда к нему на встречу выбежала окровавленная девочка лет шести. Дитя шлёпнулось на дорогу, рывком попятившись назад. Вот он — хороший шанс избавить себя от долга перед Лундваром, подумалось ратнику, а рука сама собой занесла оружие.

В каком-то шаге от девочки командира подкосило так, что он почти припал к земле: оглушительный хор звенящих голосов чуть не разорвал перепонки. Жертва ускользнула, пока норманн недоумённо осматривался. Где-то пели хористы, но даже из собора их не представлялось возможности услыхать в разгар побоища. Капитан понёсся вниз по улице, минуя трупы и разорённые дома. Голоса не отставали, сливаясь в до боли знакомую мелодию, и спустя минуту пехотинец мог поклясться, что звучат они лишь у него в голове.

Запыхавшийся нормандец остановился перед двором с длинным амбаром, куда тайком сбегались неприкаянные галисийцы. Ладони упёрлись в дрожащие колени, в груди защемило. Мотив, доносящийся из неоткуда, напевал детский хор в одном из монастырей, на который пираты провели внезапный налёт много лет назад. Там был и орган, чью мелодию разум передал с точностью до ноты. Как и все католические песнопения, то было возвышенным и таким непохожим на знакомые мужицкие свистопляски. Теперь же стройный хор словно качал захватчика на волнах мелодичных переливов, то тихих и печальных, то штормовых, как органные раскаты.

На ватных ногах и с ходящей кругом головой капитан доплёлся до амбара, оставив за спиной впавших в боевой раж подчинённых. Перед глазами круговоротом носились огни факелов, викинги, галисийцы, телеги, снопы сена, серпы и вилы. Своими хозяйскими орудиями жители силились обороняться, но воины быстро оттеснили их в амбар с высокой крышей. Раскрытые ворота сторожили несколько северян. Капитан сжал голову, сходя с ума от гремящего органа и несвязной какофонии голосов, орущих в уши латинские слова: Sanctus, Dominus, Deus… Подняв глаза, он увидел разинутые рты малых и взрослых детей, но не кричащие о помощи, а наперебой поющие свои бесовские куплеты.

Рука командира крепко перехватила древко топора, тело само двинулось ко входу в амбар, но какой-то горожанин рванул навстречу с занесённой над головой косой для жатвы пшеницы. Тут мужик рухнул вперёд, проехавшись по земле, лезвие зазвенело о булыжники, а впереди показался взлохмаченный викинг с окроплённой кровью секирой. Капитан круто запустил свой топор в воздух, повалив на землю ещё одного храбреца с вилами. Длинное остриё косы заскрежетало о камень, ладони, привычные к осенним работам на полях, удобно перехватили длинную рукоять.