Анна Азырова - Йормундур

Ансельмо смело шагнул вперёд, сжав холодную руку Олальи. За спиной у Йорма край оранжевого солнца, слепя глаза, опускался за пурпурный горизонт. Чужак из северных земель казался большой чёрной глыбой, неприступной и угрожающей.

— Ла-адно. — Ладонь мужчины высоко подбросила камень Лагуз, и сердце его обладателя на миг остановилось, пока руна вновь не упала в чужую руку. — Тебе эта безделушка не нужна, мне тоже. Ну её! — Йормундур сделал бросок через плечо, точно отшвырнул обглоданную рыбью голову. Но едва Олалья и Йемо вскрикнули от испуга, как поняли, что жест был обманным: большим пальцем воитель крепко прижал камушек к ладони, показав её озадаченной парочке.

На доски между северянином и испанцами грохнулась сеть с тремя-четырьмя трепыхающимися рыбинами.

— Чего опять разорались? — вклинился улыбающийся Стюр, на запрелый лоб которого приклеились короткие чёрные прядки. — Я вон рыбки наловил! Почистишь, курочка?

— Нет, петушок! — не глядя бросила Олалья, ответно сжав руку Йемо.

— Вот тебе на-а-а! Бунт на корабле? — берсерк грозно надвинулся на подростков, и Олалья, схваченная за грудки, с визгом отлетела в сторону. Сверкнуло лезвие ножа, выхваченного из-за пояса, и остриё с тупым стуком воткнулось в мачту рядом с ухом Ансельмо. — Поди сюда. — Лицо Стюра преобразилось в то, с каким он шёл в бой. Дева бросилась наутёк, но длинную косу быстро намотали на кулак и спиной потащили к шатру на корме.

Бросившись следом, Йемо вздрогнул от скрипа: мантия, пригвождённая к мачте, надорвалась от натуги. Он вцепился в рукоять ножа, но тот был воткнут до того глубоко, что отказывался поддаваться. Стюр одним махом запустил тиру под шатёр, где та кубарем налетела на борт.

— Не подходи к ней, тварь! Мьерда! — отчеканил взбешённый парнишка, трепыхаясь, как та рыба в сетях.

Стюр только посмеялся, присев на одно колено перед палаткой и нарочито сбросив с себя плащ. Ансельмо ясно представил надругательство над любимой, что на сей раз случится не без его ведома и даже присутствия. Мадхус, чудовища, черти — вот их естество. И никогда — друзья, никогда — соратники, никогда — побратимы.

— Я пойду с тобой! Сделаю всё, что надо! И корабль чёртов забирай! — захлёбываясь слезами, взревел Йемо голосом, готовым сорваться. Частое дыхание превратилось в надрывных хрип загнанной лошади. — Лало! — вцепившись в мачту за спиной, монах из последних сил вытолкнул себя вперёд, и ткань мантии разорвалась. Свалившийся на палубу трэлл оказался подхвачен под руку юрко перемахнувшим через скамью Йормундуром.

— Брат, неси какой-нибудь канат, свяжем его!

Не мешкая, викинги на пару скрутили мальчишку, сидя привязав его к мачте, так что за верёвкой и рук не разглядишь. Из шатра слышались тонкие всхлипы Олальи. Когда вечерний свет окончательно уступил сумраку, в чашах с углями развели полымя. Три жёлтых огонька, покачиваясь, плывут сквозь мрак на фоне необъятного купола неба в редких синих мазках, постепенно растворяющихся в свете мириады звёзд. Столь ясного и правдоподобного рисунка небес Ансельмо не видал ни в атласах легендарных путешественников, ни в пейзажах родной Аросы. Вот Орион, Заяц, Малый и Большой псы… Тишину прерывает лишь мерный плеск волн о корабль, шум моря и убаюкивающий древесный скрип.

Йормундур вернулся с каким-то деревянным тазом, уселся на лаву лицом к пленнику, и посудина громыхнулась о палубу. Закатав рукава, помогая себе зубами, северянин за хвост вынул крупную трепыхающуюся рыбу, и ещё борющаяся за жизнь тварь с размаху ударилась о доску, раз и другой, пока не обмякла. Йорм вернул животинку в таз, в руке появился маленький ножик, и мужчина озадаченно облокотился на колени, долго хмыкнув.

— Что скажешь, трэлл, жалко рыбку тебе? Ты ж у нас всех жалеешь, да? Кроме себя, вестимо. — крепкие зубы сжали рукоятку, и вяло трепыхающееся рыбье тельце вернулось в слизкую ладонь. — А я вот хошу одной рукой наушитьшя шнимать шешую. — лезвие уверенно вошло в брюшко ближе к голове и рассекло его до хвоста одним уверенным движением. Придавив рыбу к колену култышкой, Йорм освободившейся рукой вынул мелкую требуху и вновь взялся за нож. — А я, как увижу рыбу или, там, куропатку, вот прям хочу её прибить! Взять хотя бы красного окуня — тупейшая морда! А морская щука? Ну крыса же с плавниками — один в один!

Йормундур исхитрился придавить рыбий хвост так, чтобы левой рукой соскребать чешую, вот только животное продолжало биться и нещадно выскальзывать.

— А омары? Наша повариха в детстве бросала их в котёл с кипятком ещё живыми. Мне нравилось смотреть, как их панцири из бело-рыжих становятся красными. Они силились выползти из котелка, а я их — тюк ложкой!

Ансельмо отвернул лицо в тень, чтобы не выдать улыбку:

— Лучше б пригвоздил эту несчастную рыбу ножом к скамье. До утра провозишься. — после истеричного крика голос так и не вернулся.

Йормундур с любопытством хмыкнул и последовал совету своего трэлла: осталось лишь раздобыть второй нож. Глухой смех воителя вдруг сменился напряжённым молчанием. Пряча лицо за раздуваемыми ветром волосами, мужчина поднял голову, и в чужих глазах пленник разглядел презрение.

— Ты у нас святой мученик Ансельмо, м? Подставляешь вторую щёку, даже если раз по роже получил. Знаешь, что? Меня этой дребеденью не проведёшь. В доме у Диан Кехта ты… — полушёпот Йорма сорвался на рык, а кулак вонзил нож ещё глубже в рыбью голову, брызнув кровью. — Какого ляда это было?

— Знаешь, если б ты сам не противился, я сдержал бы клятву. — холодно прошептал Йемо.

— Клятву? — щёки северянин налились кровью, дыхание стало тяжелее. — На кой ты вообще давал мне клятвы?! Ты мне… ты просто трэлл! Возомнивший… что мы друзья!

— О нет.

— Тогда что?!

— Да просто. — парень откинул голову, устремив глаза к звёздам. — Ты страдал и нуждался в помощи. А сейчас тебе только хуже, потому что Стюру твои планы не по душе, и он вот-вот уйдёт.

Йорм подскочил, как ошпаренный, нога отшвырнула таз с рыбой, который, опрокинувшись, забарабанил по палубе. Упав на колено перед трэллом, хозяин до боли сжал детские щёки в руке.

— Ты мне не спаситель. Усвоил? И даже не мечтай меня исправить. — с этим Йормундур зубами сорвал с культи длинную холщовую повязку, запхав глубоко в рот напрасно сопротивлявшемуся невольнику. — Люди никогда не меняются, Водан мне свидетель.

Сумерки сгустились, открывая дорогу колеснице Мани и сизому с подпалинами варгу Хати. Время близилось к полночи. Йормундуру не спалось: во сне причудилось, будто голос велит ему укрыть Йемо одеялом, ведь тот продрог под северными ветрами. На палубе хозяин бросил взгляд на спящего монаха и, плюнув в затухший костёр, взобрался на лаву для гребцов, чтобы облегчиться в море. Глядя на лунную дорожку в бескрайней водной глади, справлять нужду особенно сладостно, но не успел нормандец оправиться, как за спиной увидел какую-то чертовщину. Огни в железных чашах горят уже не жёлтым, а невиданным изумрудным пламенем, а на вёслах…