Николай Побережник - Эрта. Личное правосудие

Внезапный выстрел раздался совсем близко, потом еще один, ружейные… Кинт подскочил, вскинув карабин, и повернул ствол в сторону, откуда донесся звук. Через минуту послышалось задорное гиканье и свист… как же знакомы эти звуки Кинту, сколько раз ему приходилось их слышать перед началом серьезной драки с кочевниками… да, это были кочевники. Кинту было тяжело понять на слух, что твориться за холмом, и он решил посмотреть… Осторожно ступая короткими шажками, держа карабин готовым к выстрелу, Кинт стал подниматься от реки на холм. Картина, которую Кинт увидел, была ему пока непонятна – четверо всадников скакали по степи от холма, к двум лошадям были привязаны тушки степных гиен, немаленьких таких, в половину роста лошади. Доскакав до деревни, всадники бросили одну тушу у забора единственного на всю деревню каменного дома и поскакали на восток прямо через степь.

«Добычей что ли поделились с фермерами?» – подумал Кинт, еще раз осмотрел горизонт в подзорную трубу и пошел к своему транспорту.

Через владения фермеров Кинт ехал медленно, внимательно наблюдая за обстановкой – все спокойно, двое мужчин, что со знанием дела подвесили тушу гиены на забор и раздевали ее, даже кивнули Кинту в знак приветствия и с любопытством посмотрели на одноколейник. Кинт остановился и заглушил двигатель…

– Приветствую вас, – Кинт поднял на лоб очки и опустил походный платок.

– И тебе, путник, всего хорошего, – выпрямился коренастый мужчина в льняных штанах и рубахе, поношенных, но чистых.

Второй был моложе, и чем-то похож на старшего, и Кинт сделал вывод, что это отец и сын.

– Скажите, а кочевники что, действительно решились вести оседлый образ жизни? И добычей, смотрю, поделились, – Кинт кивнул на тушу.

– Как сказать, – тот, что старше, продолжил возиться с тушей, – дальше, на восток они деревушку основали у Дикой реки, там мост еще старый, у них и постоялый двор есть, к вечеру на своей коляске доберешься. Потом будут еще их деревни, но не все такие… Здесь относительно спокойно, кочевники сами порой тут патрулируют, хищников вот отваживают от стад наших. Тебе надо ехать на восток?

– Да.

– Это старая дорога, – старший вздохнул, – обозы редки, да и дорожные жандармы сюда не заглядывают с момента, как сюда пришли кочевники, но ты можешь с ними договориться, если есть десяток кестов серебром, они проводят до своих границ.

– Да, пока можешь езжать смело, – вмешался в разговор молодой, – говорят, племя Рыжих шапок на север ушло уж неделю как, а других опасностей тут нет пока, оседлые тут порядки соблюдают.

– Благодарю, и Небеса вам в помощь, – Кинт сделал несколько оборотов взвода пружины маховика, а затем сорвал запуск, еще не остывший двигатель ровно затарахтел.

Фермеры продолжили свое занятие, а Кинт, вернув на место очки и платок, тронул одноколейник с места. Диковинный для этих мест транспорт стал разгоняться, пыля по узкой улочке меж заборов, из-за которых его сопровождали своим лаем собаки. Кинт настроился на длительную поездку, к вечеру хотелось добраться до ночлега, чтобы не останавливаться в степи и караулить самого себя от хищников.

Актур

Посыльный, что рано утром постучал в дом Горнов, вручил Маани депешу от полковника Мореса, в которой сообщалось, что она переведена на службу в его новое управление, и что ей предстоит принимать новый скревер в Майнге. На полуночный рейс дирижабля в столицу науки и промышленности для нее уже забронировано место.

– Милый, – выпроводив посыльного, Маани вернулась на кухню, где они с супругом завтракали, – сегодня вечером я лечу в Майнг.

– Что-то срочное?

– Было бы срочное, то лететь пришлось бы сейчас, – Маани улыбнулась, села напротив за стол и продолжила завтрак, – надо предупредить няню, неизвестно, как долго я там пробуду.

– Хорошо, по дороге на телеграф заеду и предупрежу, – Горн отложил столовые приборы, сделал глоток чая и спросил: – то есть, мне передать доктору Мадату, что тебя сегодня не будет?

– Что ты! Я буду, только немного позже, нужно собраться в поездку, а потом я навещу мадам Далли, раз уж мое общество на нее положительно влияет, да и есть в ней что-то, не знаю… Да, я надеюсь, ты телеграмму не ее супругу отправлять собрался?

– Отцу, пусть навестит своего соседа и попробует что-нибудь выяснить в беседе, отец справится, он еще тот старый лис!

– Совсем он у тебя не старый, – Маани тоже принялась за чай… Ступай, я пока разбужу детей и накормлю их завтраком к приходу няни.

В лазарет Маани приехала ко времени, когда большинство подопечных доктора Мадата либо отдыхали в своих уютных комнатках после обеда, либо прогуливались у озера или в каштановой аллее, ведущей к нему. У озера Маани Далли не нашла, а обнаружила ее в своей комнате, увлеченной работой с красками. Мадам Далли даже немного улыбнулась, приглашая Маани войти и снова погрузилась в творчество… Маани присела на кушетку у трюмо, решив не отвлекать девушку от ее занятия и просто наблюдала, ей не было видно результатов работы, зато лицо мадам Далли жило – то чуть уловимая улыбка, то взлет бровей, то взгляд, какой-то трогательный… Таким взглядом женщина смотрит только в одном случае – когда в ее сердце живет любовь.

– Господин Мадат принес краски! Краски, кисти и два холста… набросок я сделала еще вчера, – даже голос Далли изменился, она говорила без долгих пауз и не подбирая слова, – наберитесь терпения, я скоро закончу, и мы пойдем гулять к озеру… вы пойдете со мной, Маани?

– Конечно. А что вы рисуете? Вы так увлечены…

– Скажите, Маани, – Далли быстро взглянула поверх мольберта на гостью, – я вас не очень хорошо знаю, но мне кажется, я могу вам доверять, ведь правда, могу?

– Конечно.

– Мне очень тяжело дается вспомнить, я вообще очень сомневаюсь в том, что является моими воспоминаниями, что снами, а что явью последних лет, – Далли замолчала на несколько минут, сосредоточенно делая короткие и точные мазки тонкой кистью.

Маани боялась спугнуть это состояние просветления в разуме Далли и сидела, практически не шевелясь.

– Одно я могу сказать точно, мадам Маани, то место, откуда вы меня привезли, оно мне чужое, и этот противный старик, который называется моим мужем, он мне тоже чужой, но, к сожалению, я хорошо помню только последние четыре года жизни.

– Я верю вам, и хотела бы помочь, но пока не знаю, как.

– Найдите человека… я никак не могла вспомнить его лица, все время пыталась рисовать его углем – и никак, но вот с красками получилось, я вспомнила.

– Как его зовут?

– Имени не помню… – Далли отложила кисти и стала вытирать руки ветошью, внимательно глядя на рисунок, а ее глаза заблестели, – пока мы будем гулять у озера, холст высохнет… Взгляните.