Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Боюсь, – грустно сказал Олбэни, – Черри вам никто не заменит. По крайней мере, еще долгое время.

Они помолчали, выпили еще, и тут Дин решился затронуть роковую тему.

– Бен, я, собственно, хотел поговорить с вами о другом – не буду скрывать, я из-за этого и прилетел сюда. Что вы скажете о переходе в зед-куб?

– Друг мой, об этом мне лучше спрашивать у вас. Подобные вещи – сугубо ваша епархия.

– К сожалению, уже нет, – ответил Диноэл, отвернулся и поставил стакан на стол. – Бен, мы давно знаем друг друга. Я хочу быть откровенным. Вам известно, что я, так же как и вы, считаю весь этот карантин скотством и идиотизмом. Я полностью отдаю себе отчет, что именно политика моего ведомства поставила Ричарда перед необходимостью вести себя… вести себя так, как он себя ведет. Но ситуация сейчас такова, что я не могу спокойно стоять в стороне и с умилением наблюдать за королевскими выходками. Бен, мне достоверно известно, что перевод Тратеры в зед-куб инициирован самим Ричардом. Я твердо уверен в том, что он вновь, как и перед войной, продал свои секреты человеку, чья деятельность несет в себе угрозу для всего мира. Этот человек, в частности, затеял реформу Контактной службы, и одним из результатов этой реформы может быть война. Бен, я не покушаюсь на ваш патриотизм, я не прошу вас разглашать какую-либо стратегическую информацию, просто выскажите любые ваши соображения на этот счет. У Ричарда в руках бомба, и я хочу хотя бы приблизительно знать, с какой стороны ждать удара.

Олбэни грустно покивал головой.

– Друг мой, вы заставляете меня говорить об очень серьезных вещах, и я сейчас не совсем готов к такому разговору. Прекрасно вас понимаю, но вы переоцениваете мои возможности. Я простой администратор, я далек от политики и, не скрою, рад этому. Скажу больше – я делаю это сознательно. Я умываю руки. Могу вам сообщить, что в ближайшее время я слагаю с себя все государственные полномочия и возвращаюсь в Корнуолл – надеюсь, что навсегда. Поймите меня правильно. Я участвовал в нескольких войнах, был дипломатом, объехал полсвета, многое повидал, разумеется, куда меньше, чем вы, но для меня вполне достаточно. Теперь я хочу жить среди своих книг, своих любимых философов, своих занятий… вы меня понимаете. И я благодарю Бога за то, что родился в таком медвежьем углу, куда не заглядывает суета этого мира. Если хотите, то да, я не в восторге от той модернизации, в которую втягивается наше общество, – я не жду добра от такой поспешности. Мне известны ваши опасения, без сомнения, они отчасти обоснованны, но я не верю в грядущие ужасы или в то, что Лондон и Тратера станут базой всегалактической агрессии. У короля нет таких планов, да и зачем ему это? Поэтому я ничего не смогу ответить на ваши вопросы. Простите меня.

– Бен, вы лукавите. Вам никогда не убедить меня, что вы не чувствуете угрозы.

– Диноэл, в любом случае мне нечего вам сказать. Я не располагаю нужными вам сведениями. Поговорите с Робертом – он в этих вопросах разбирается лучше меня. Он спрашивал о вас. Кстати, за этим я и приехал – приглашаю сегодня на обед. Все чисто по-семейному, только свои. Матушка будет очень рада вас видеть.

Он не врет, вдруг почувствовал Дин. Он в курсе многих дел, но докапываться до истоков и правда не стал. Не захотел, действительно не захотел, и Ричарда это устраивало. Муторное чувство непонятного наваждения вновь коснулось Диноэла.

– Спасибо, Олбэни, разумеется, буду счастлив.

– В таком случае, не стану мешать, у вас, как всегда, дела, позвольте откланяться. В шесть, с нетерпением жду.

Проводив гостя и с полминуты постояв в дверях, Диноэл направился в кухню.

– Ладно, девочки, теперь вопрос второй: где сейчас можно застать Анну?

В Сохо, на самой что ни на есть Лейстер-сквер, слегка отступив во двор меж непрерывной стены фасадов, стояли декоративные резные ворота на красных столбах и с черепичными карнизами, наводящие на мысль не то о пагодах и махараджах, не то о соседстве с Чайна-тауном, не то о сказочно дорогом борделе. За воротами, оставив место для небольшого палисадника с горкой, газоном и деревцами, стоял дом из красно-разномастного кирпича с двумя белыми арками первого этажа и кирпичным же крыльцом, изогнуто-горбатым в стиле Гауди. Это и было заведение мадам Скиафарелли – Диноэл тут же вспомнил, какое раздражение некогда вызывали у него стилистические выверты Анны.

И точно. В холле его встретили девицы настолько стандартно индокитайского вида, что контактера охватила тоска. Эта карга на старости лет могла придумать что-то пооригинальнее? Вон и охранник, словно из гонконгского боевика. Наверняка сама отбирала. Деревня останется деревней.

– Добрый день, господин. Вам назначено?

– Меня зовут Диноэл Терра-Эттин. Передайте вашей хозяйке, что у меня мало времени.

Бесчисленные лестницы и кругом – бамбуковые шторы. На самом деле придумано неплохо, подумал Дин, бесшумно не войдешь и снаружи толком ничего не разглядишь, по крайней мере, лица различишь не вдруг – так, движение и силуэты – Восток. Еще повсюду были развешаны гроздья бамбуковых же трубок, память о давно ушедшей моде. Он осторожно постучал ногтем – звенят, но так себе.

Кабинет был выполнен в духе предельно интимной атмосферы: ковры, абажуры, полумрак, безделушки, традиционные марокканские столики с многосложной резьбой, бангалурская ковка – все подлинное, все чертовски дорогое, а вместе – дурной вкус во весь рост.

Сам когда-то неотразимый продукт смешения итало-еврейско-арабских кровей, увы, ныне доказывал своим видом, что далеко не всем дано состариться красиво. Гибкая пантера роскошных статей уже вступила на путь превращения в скелет мастодонта. Как бы то ни было, при виде такой глыбы из прошлого, как Диноэл – надо признать, она побаивалась бывшего друга, – Анна собрала всю мощь своего авторитета и приняла хотя и доброжелательный, но менторски-неприступный вид настолько явственно, что Дин искренне развеселился.

– Что это за вороная масть? – спросил он, плюхнувшись в топкие объятия бездонного кресла с неохватными валиками. – Зачем? У тебя были чудесные, благородные седины. Повернись чуть-чуть… В целом все ничего себе… Да, но спина! Откуда такая спинища? Ты что, ходишь на фитнес?

Наставнический образ вдребезги разлетелся, но Анна, преодолев минутную растерянность, тут же перегруппировалась. Она уселась на высокий стул за некое подобие конторки с парой томов антикварного вида, приняла изящную позу – на хозяйке таинственного салона и надето-то было какое-то несусветное кимоно с золотым шитьем как на камергерском мундире – и принялась излучать гостеприимство и мудрое благостное терпение. «Актрисуля ты моя дорогая», – подумал Дин.