Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

К удивлению Олбэни, Ричард заинтересовался необычным отпрыском знаменитого рода, и после двух-трех бесед король заметно приблизил его к себе, введя в самый ближний круг. Он привез Роберту кресло с электрическим двигателем и всевозможными сервоприводами, и жужжание этого чуда техники раздавалось под сводами Уайтхолла, Хэмингтона и Челтенхэма куда чаще, нежели шаги самого герцога Олбэни. Ричард охотно брал своего юного сторонника в дальние поездки, чтобы в дороге наслаждаться его ученостью, да и в Коронном Совете Роберт тоже был частым гостем. Дин, разумеется, был в курсе такого положения дел, и теперь в их задушевных отношениях, начавшихся с самого детства Роберта, появились запретные темы, которых деликатно избегали и тот и другой – как-никак, один стал убежденным английским патриотом и доверенным лицом короля, второй так и остался одним из руководителей ненавистной оккупационной администрации. И все же дружба иной раз пробивалась сквозь дипломатию, создавая риски и осложняя политику.

Миновав шедевры мастеров паркетного дела, Диноэл ступил на каменные плиты холла левого крыла и остановился перед широкой дверью темного дерева со стандартным кельтским узором кованых петель. Он входил в число немногих избранных, имевших право заходить в графские покои без доклада. Да где же тут у него камера? Забыл… Ага, вот. Дин разглядел запрятанный в резьбе дубового профиля черный глазок, сделал ему «козу», постучал и вошел.

Это была даже не комната, это был зал, сплошь завешанный и заставленный радиоуправляемыми моделями самолетов всех масштабов, моделей, всех времен и народов. Дальше, по анфиладе, была видна мастерская, да что там мастерская, цех для склейки, сборки, ремонта и покраски, оборудованный так, что даже не специалисту, а человеку, просто кое-что повидавшему в жизни, с первого же взгляда становилось ясно, что здесь царствует профессионализм самого что ни на есть высочайшего уровня. В углу у окна, возле уходящих к потолку шкафов со справочниками и чертежами, стоял рабочего вида стол, смахивающий на верстак, за которым в кресле, наводящем на мысли о пилотах и космических модулях, сидел коротко стриженный белобрысый мальчишка – он всегда стриг себя сам, не страшась самых озадачивающих результатов, никому не позволяя себя коснуться, – худой до костлявости, со странными светло-серыми глазами. Эти глаза, полупрозрачные, с черными сверлящими зрачками, всегда смущали Диноэла.

– Привет, Роберт. Ну как тебе новый «Тандерболт»?

– Потрясающе, сэр Диноэл, потрясающе. В этот раз я вам благодарен как никогда. Такого великолепного обзора из кабины я еще не встречал. Сбросьте эти бумажки на пол и садитесь.

– Да, кто бы мог подумать в мое время, что авиамоделизм поднимется до таких высот… Но вот «Москито», Роберт, признаюсь, все же не дает мне покоя.

– Ох, сэр Диноэл, боюсь, это превращается у нас в больную тему. Я еще раз просмотрел все – все каталоги, все справочники. Сэр Диноэл, скажу откровенно: мы гоняемся за призраком.

– Понимаю тебя, Роберт, возможно, ты прав, но трудно переубедить человека, который видел такое собственными глазами. Помнится, я даже разговаривал на эту тему со Скифом.

– Сэр Диноэл, я ведь даже написал старику Ичиро в «Хасегаву». Если уж он не знает, не знает никто.

– Он ответил?

– Пока нет. Сэр Диноэл, тут возможны два варианта. Первое – это была модель, которую до неузнаваемости переделали местные умельцы, – такое бывало, и не раз, – и существовала она в единственном экземпляре, так что ни в какие списки не попала. Второе – уж извините, сэр Диноэл, – но вы видели какой-то другой самолет, вероятно, очень похожий, это тоже весьма возможно, и потом, по вине, скажем, экстремальных обстоятельств, уже задним числом, решили, что это был «Москито». Мало ли что случается на войне.

– Скорее всего, Роберт, скорее всего. Реконструкция памяти и все такое, но ты не представляешь, как тяжело интуиции уступать доводам логики, – очевидность имеет способность страшно завораживать… Ну да бог с ним, я согласен, вся эта история превращается в дежавю… Скажи лучше, что там говорят врачи – скоро они вытащат тебя из этой электрической самоходки?

Роберт засмеялся:

– Знаете, за что я вас люблю, сэр Диноэл? Вы не делаете скидок, вы разговариваете со мной как с нормальным человеком… как с равным. И это искренне, вы и правда так думаете… в отличие от многих. Ненавижу тех, кто сюсюскает со мной, как с больным уродцем.

– А отец?

– Да, отец. И еще король. Король тоже не делает мне никаких скидок. Он жестоко наказывает, но ведет себя честно – всегда предупреждает. У него есть дар высшей, почти нечеловеческой объективности и справедливости, он читает в душах. Даже дьявол приходит к нему посоветоваться.

– Как это – дьявол? Ты что же, видел дьявола?

– Да, когда ездил в Челтенхэм. Он часто бывает у его величества.

– И как же выглядит дьявол? Нет, постой. – К Диноэлу пришло путающее мысли чувство нереальности, словно в бреду или во сне, ледяные колючки прокатились от лопаток к шее и подняли волосы на затылке. – Я сам скажу. Это высокий старик, у него белые волосы, и губами он все время делает вот так, словно хочет улыбнуться, но не улыбается?

– Иногда он улыбается. Даже смеется.

Одним из важнейших умений, которым Диноэл овладел за свою карьеру, была способность внешне практически незаметным усилием справляться с шоком. Но давно это умение не повергалось подобным испытаниям. Диноэл сглотнул и спросил почти спокойно:

– Когда ты видел дьявола в последний раз?

Роберт помолчал.

– Я не могу сказать. Я обещал… Вы все-таки враг.

– Ладно, я спрошу о другом. Почему ты мне рассказываешь об этом именно сейчас? Потому что король разрешил?

Роберт молчал. Дин кивнул.

– Ладно, хорошо. Тогда спрошу тебя еще кое о чем, что не имеет отношения к государственной безопасности. Ты знаешь, что недавно убили моего друга, архитектора Кугля, ты его знал, он перестраивал ваш дом… Перед смертью он успел мне сказать, что оставил свои бумаги, свое завещание за маузером прямо здесь, на стройке. Ты не знаешь, что он мог иметь в виду?

Роберт вновь промолчал, но промолчал уже иначе, он поднял глаза и долго всматривался в лицо Диноэла. Да, первое, что унес паралич, – это стеснительность графа.

– Сэр Диноэл, – произнес он наконец, – я хочу подвергнуть испытанию нашу дружбу. Хочу попросить вас об одной вещи. Если вы откажетесь, я только буду еще больше вас уважать, но ваш отказ огорчит меня. Если согласитесь, это не прибавит вам моего уважения, но обещаю, что буду любить вас, как и прежде, а кроме того, в благодарность я помогу вам и выполню вашу просьбу.

– Я слушаю.

– Сделайте так, чтобы отец не женился на этой женщине. Он будет несчастен с ней… она его погубит. По-настоящему он должен был жениться на леди Эрскин, но он не захотел… это из-за мамы. Помогите ему, я знаю, вы это сможете.