Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести

Это продолжалось довольно долго — не то чтобы чистое вранье, но и не то чтобы чистая правда, — все было расцвечено, как в сообщении пресс-агентства. Например, Стар упомянула, что я убил двадцать семь Рогатых Призраков, причем одного — голыми руками. Я такого количества вообще не помню, а что касается «голых рук», так это чистая случайность. Я только что заколол одного из Призраков, как вдруг еще один рухнул мне прямо под ноги — его толкнули сзади. У меня не было времени вытащить застрявший меч, поэтому я поставил ногу на один рог и со всей силы рванул к себе другой, так что череп развалился на две части, подобно грудной дужке у курицы. Но это от отчаянья, а не по расчету.

Стар сделала даже кое-какие экскурсы в героическое прошлое моего родителя, добавила, что мой дед руководил атакой на Сан-Хуан-Хилл [62] … мой дед руководил атакой на Сан-Хуан-Хилл … — Сан-Хуан-Хилл — высота на Кубе, где 1 июля 1898 г. произошло решающее сражение Испано-американской войны. , а затем перешла к прадедам. Но когда она начала повествовать Доралю о том, как я получил шрам от левого глаза до правой половины челюсти, тут она отпустила все тормоза.

Понимаете, Стар выжала из меня многое еще при первом свидании, кое-что я добавил, отвечая на ее вопросы во время нашего вчерашнего марша. Однако я не сообщил ей и половины той информации, которую она сейчас выдавала Доралю. Чтобы собрать все эти данные обо мне, ей потребовалась бы многомесячная работа Сюрте, ФБР и Арчи Гудвина, вместе взятых! Она даже назвала команду, с которой мы играли, когда я сломал себе нос, а уж об этом я и подавно ей не рассказывал.

Я стоял, краснея от стыда, а Дораль не сводил с меня глаз, время от времени издавая одобрительный свист или сопение. Стар закончила рассказ обычным «Так все это и было», а Дораль шумно втянул воздух и попросил:

— Нельзя ли повторить ту часть, где говорилось про Игли?

Стар согласилась и продекламировала все снова, пользуясь другими оборотами и уснащая повествование новыми деталями. Дораль, то хмурясь, то кивая в знак внимания, жадно слушал.

— Героическое решение, — произнес он. — Значит, он еще и математик? Где же он учился?

— Он прирожденный гений, Джок!

— Получается так! — Он подошел ко мне, посмотрел прямо в глаза, положил руки мне на плечи. — Герой, победивший Игли, достоин любого жилья. Не окажет ли он честь моему дому, приняв гостеприимство кровли… и стола… и постели?

Он говорил очень серьезно, упорно глядя мне в глаза. У меня не было возможности перекинуться взглядом со Стар, не говоря уже про Руфо, чтобы получить указания. А они мне были необходимы. Человек, который самодовольно толкует, что хорошие манеры всюду одинаковы, что люди — везде люди, явно никогда не отъезжал от своего захолустья дальше ближайшего полустанка. Я парень простой, неученый, но достаточно поболтался по свету, чтобы постичь эту простую истину. То, что происходило, имело официальный характер, даже протокольный, и требовало такого же официального ответа.

Я постарался быть на уровне. Положил руки ему на плечи и серьезно ответил:

— Я благодарю вас за эту честь, далеко превосходящую мои заслуги, сэр.

— Но ты принимаешь ее? — настаивал он с тревогой в голосе.

— Принимаю от всего сердца. — (Сердце — довольно близко по смыслу, я еще плохо владел здешним языком.)

Он перевел дух с явным облегчением:

— Дивно! — Он схватил меня в свои медвежьи объятия, расцеловал в обе щеки, и только быстрое и решительное движение головой спасло меня от лобзания в уста.

Затем Дораль вытянулся во весь рост и завопил:

— Вина! Пива! Шнапса! Где тот несчастный вахлак, которому надо задать трепку! Я сдеру с него шкуру ржавым напильником! Кресла сюда подать! Обслужить Героя! Куда все запропастились?!

Последнее заявление не соответствовало действительности: пока Стар декламировала, какой я есть развеликий герой, на веранде уже собралось человек двадцать-пятьдесят, которые, толкаясь локтями, старались меня получше рассмотреть. Среди них, вероятно, находились и слуги, ибо тут же в одной руке у меня появилась кружка эля, а в другой — четырехунцевый стакан с огненной водой стопроцентной крепости, причем все это — еще до того, как хозяин кончил орать. Джоко осушил свой стакан одним глотком, я последовал его примеру, после чего рухнул на стул, который мне вовремя кто-то подставил. Во рту у меня полыхал пожар, а волосы встали дыбом, так что оставалось лишь надеяться, что пиво загасит это пламя.

Какие-то люди завалили меня кусками сыра, холодного мяса, маринованными овощами, непонятными закусками и заедками, впрочем очень вкусными, даже не дожидаясь, когда я их возьму, а просто засовывая мне их в рот всякий раз, как я открывал его, чтобы произнести Gesundheit [63] Здесь : Ваше здоровье! (нем.) . Я поглощал все это по мере появления, и скоро закуски заблокировали действие той плавиковой кислоты, что я выпил вначале.

Тут Дораль начал представлять мне домочадцев. Лучше бы на них имелись какие-нибудь знаки отличия, потому что я никак не мог разнести их по табели о рангах.

Одежда тут не помогала; сквайры одевались так же, как батраки, а вторая горничная могла (а часто так и делала) навесить на себя целый груз золотых украшений и напялить вечерний туалет. Да и представляли их мне без соблюдения этих самых рангов.

Хорошо хоть я вовремя усек, кто тут хозяйка дома — жена Джоко, вернее, его старшая жена. Это была видная зрелая женщина, брюнетка с несколькими лишними фунтами веса, однако весьма завлекательно распределенными по фигуре. Одета она была так же просто, как и сам Джоко, но, к счастью, я заметил, что она подходила здороваться со Стар и они обнялись как старые добрые подруги. Поэтому я навострил уши, когда через несколько минут ее представили мне как Дораль (как и Джоко, только с женским окончанием).

Я тут же вскочил с кресла, взял ее руку, склонился над ней и поцеловал. Это ничуть не походило на невианские обычаи, но вызвало крики восторга, а миссис Дораль покраснела и приосанилась, тогда как Джоко гордо ухмыльнулся.

Встал я только перед ней. Мужчины и мальчики шаркали мне ножкой, женщины от шести до шестидесяти лет низко приседали, но не так, как это делается у нас, а по обычаю Невии. Больше всего это напоминало па из твиста. Сначала балансируют на одной ноге, как можно сильнее отклоняя назад туловище, потом на другой, так же сильно наклоняясь вперед и при этом вибрируя всем телом. Выраженные в словах, эти движения не кажутся грациозными, но в действительности они именно таковы, а в семье Дораль благодаря им не было случая артритов или повреждения позвоночных дисков.

Джоко не затруднял себя произнесением имен. Женщины все представлялись мне как «лапочки», «красотки» и «очаровашки», а мужчины, даже те, что были старше Джоко по возрасту, — как «сыночки». Вполне возможно, что многие действительно были его детьми. В семейных и общественных отношениях Невии я так и не разобрался. На первый взгляд это было что-то вроде феодализма, но кем была эта толпа — рабами, крепостными или членами одной огромной семьи, — не знаю. И то и другое, полагаю. Титулы тоже ничего не проясняли. Единственный титул, который был у Джоко и выделял его среди прочих, была приставка «сам» — Сам Дораль, что отличало его от других сотен прочих просто Доралей. В своих воспоминаниях я направо и налево бросаюсь титулом «милорд», поскольку Стар и Руфо пользовались им в своей английской речи, но, в общем-то, это была просто вежливая форма обращения, отдаленно сходная с невианской. «Фрейгерр» не означает «свободный человек», а «монсеньор» не значит «мой господин» — такие понятия точно не переводятся. Стар украшала свою речь «милордами», поскольку вежливость не позволяла ей говорить «эй, ты!» даже близким друзьям.