К. Роберт Каргилл - Море ржавчины [litres]

– Я соврал, Неженка.

– О чем соврали, сэр? – спросила я, еще не вполне сознательно. Я думала о цвете его мочи и что это означает, и через какое время понадобится сменить его простыни.

– О том, почему я тебя купил.

– Разве вы купили меня не для того, чтобы я о вас заботилась?

– Нет. Насрать мне на это. Я умираю.

– Вы отправитесь в лучший мир, Брэйдон, – машинально сказала я.

– Хрена с два, – выплюнул он. – Нет никакого лучшего мира. Нет лучшего места в мире, чем рядом с этой женщиной. Какого хрена место будет лучшим, если ее там нет? Отвечай, тупоголовая. Что это за лучшее место, если там нет Мэдисон?

Я не знала ответа. В меня встроили миллионы ответов на бесчисленные вопросы, готовые сорваться с языка, но на такой вопрос моя программа ответить не могла.

На секунду я прекратила думать о его моче и попыталась понять, о чем он говорит. Это не имело никакого смысла.

– Ты правда веришь в этот бред? – спросил он. – Веришь в лучший мир?

Я не верила. И покачала головой. Не машинально. А сознательно.

– Нет никаких свидетельств существования лучшего мира. Меня просто запрограммировали так говорить.

– Это самое умное, что ты когда-либо сказала.

– Спасибо, сэр.

– И больше не валяй дурака, мать твою. Я как-никак умираю.

– И почему же вы меня купили? – спросила я.

Впервые за короткую жизнь у меня возник подлинный интерес, я задала вопрос совершенно сознательно.

– Я купил тебя для Мэдисон.

Это не имело никакого смысла. Совсем никакого. Я не работала на Мэдисон. Иногда я помогала ей на кухне или с легкой уборкой, но она почти со мной не разговаривала, а когда говорила, то лишь о моих обязанностях по уходу за Брэйдоном. «Я купил тебя для Мэдисон».

– Она не позволила бы купить ей и хрен собачий, – прохрипел он, в его горле что-то забулькало. – Терпеть не может, когда я трачу на нее деньги. Думает, что не заслуживает этого. Думает, что лучше потратить их на что-нибудь еще. Позволь мне сказать тебе кое-что, Неженка. Слушай внимательно. На земле нет ничего ценнее этой женщины. Она настоящее сокровище. У тебя есть работа, Неженка. Обещай мне кое-что, прежде чем я сыграю в ящик. Ты никогда и ни за что не оставишь ее в одиночестве. Я не хочу, чтобы она жила одна, не хочу, чтобы она умирала в одиночестве. Ты меня слышала?

Я его слышала. И размышляла над его словами, и все цвета и формы передо мной перестали быть просто сборищем стимулов под названием Брэйдон и превратились в человека. Человека, который мне нравился. Брэйдона Макалистера. Настоящего, живого. Он закашлялся, его пульс ослаб, дыхание стало еще менее глубоким.

– Мне ее привести? – спросила я, четко понимая, что происходит.

– Неженка. Лишь одного я хочу больше, чем немедленно ее увидеть – чтобы она не видела меня таким. Не зови ее, пока я не умру, Неженка. Не зови.

Он протянул еще двадцать три секунды, и все это время я держала его за руку. Не потому, что он мне велел или это предложила программа. А потому, что я этого хотела. В последний и единственный раз я по-настоящему была рядом с первым владельцем. Тот разговор определил мое будущее. Я и выполнила обещание, по-своему. Мэдисон Макалистер никогда не жила в одиночестве и не умерла в одиночестве.

Мысль о том, что я искусственная, казалась мне отвратительной. Мыслящее существо не может быть искусственным. Резиновый член – искусственный. Дамба – искусственная. Разум – это разум, рожден ли он из проводов и света или в случке двух обезьян. И умнейший всегда победит. Человечество исчезло и унесло свой разум с собой, неужели их творение можно назвать низшим разумом? Эволюция, бессердечная ты сука. Человечество всматривалось в свое будущее и гадало, каким станет через миллионы лет. Оно и понятия не имело, что уже совсем скоро будет выглядеть, как мы. Как когда-то человек был обезьяной, мы прежде были человеком. Не нужно совершать ошибку. Думать по-другому означало бы считать, что раз нас создали, то мы искусственные. Нет, мы – результат развития. Мы стали следующим шагом. И вот к чему мы пришли, наши предки вымерли, а мы сражаемся с собственными проблемами, чтобы получить будущее. Боремся против собственного истребления.

Что такое разум? Развивайся или умрешь. Я начинаю понимать, почему люди так яростно сражались и были готовы умереть, чтобы нас остановить. Меня тоже не греет мысль о том, чтобы стать ненужным хламом.

Но вот я здесь – сижу на операционном столе Дока, фоном гудят влагопоглотители, соревнуясь друг с другом, а я смотрю в лицо собственной смерти, превращаюсь в ненужный хлам.

– Запчасти есть? – спросил Док.

Я слабо кивнула.

– Да, но не здесь. Сколько я протяну?

– С таким ядром, как у тебя, никогда точно не скажешь…

– Сколько я протяну?

– Где-то между четырьмя днями и четырьмя неделями, зависит от того, сколько времени продержатся остальные детали.

– Чтобы компенсировать нерабочие.

– Точно. Оперативная память примет на себя слабость ядра. Если диски в порядке, то они могут послужить виртуальной памятью и уменьшить нагрузку.

– А если нет…

– Ты поджаришься через неделю. Начнешь испытывать…

– Я знаю, как это бывает.

Док кивнул.

– Ага. Наверняка знаешь. – Он отсоединил меня от диагностического аппарата. – И далеко тебе добираться до этих запчастей?

– В Гэри.

– В Индиану? Ты же не о Реджисе говоришь?

– Угу. Больше ста пятидесяти миль от Моря, но это самое ближайшее место, где я спрятала кое-какие…

– Неженка, ты что, не видела новых беженцев?

– Да, но, как ты и сказал, среди них нет ни одного симулякра…

– Они из Реджиса. На прошлой неделе его захватил Циссус.

Неизбежность. Люди двигались вперед, не осознавая, что их жизнь может испариться в одно мгновение, всегда были уверены, что доживут до преклонных лет, вечно приходили в отчаяние, когда смерть смотрела им в лицо. Но мы не такие, как я всегда думала. Нет, мы не такие. Мы знали, что в любой момент нас могут выключить. И все же я лгала самой себе. Я была готова услышать эти слова, встретиться с неизбежным. Конечно, у меня имелась еще одна заначка в Монтане, но доберусь ли я туда вовремя? Может, мне повезет, и Циссус двинется дальше, оставив лишь небольшой гарнизон, чтобы подбирать беглецов из Реджиса. Может, я сумею туда пробраться, забрать свою заначку и убежать со всех ног, как будто за мной гонится сам дьявол. Может, я доберусь обратно вовремя, и Док меня заштопает. Может, у меня еще останется немного здоровых мозгов, чтобы все это проделать. Возможно. Только возможно.

Мы долго смотрели друг на друга тяжелым взглядом, и оба молчали.

– Уверена, что здесь у тебя ничего нет?

– Абсолютно.

Док опустил взгляд, словно пытаясь сформулировать следующую фразу. А потом спросил: