Гарри Гаррисон - Стальная Крыса поет блюз [сборник]

- Нет, - охладил его я. - Если хочешь нам помочь, лучше всего сделать это прямо здесь. Оборудовать базу. Итак, решение принято, все возражения отклоняются. Демократию я признаю лишь в тех случаях, когда она меня устраивает.

Адмиральский оскал сменился обычной улыбкой. Стинго был слишком сообразителен, чтобы упрямиться.

- Согласен. Мой срок годности для оперативной работы давно истек. Это подтверждают больные кости. Мадонетта, пожалуйста, уступи нажиму истории со свойственной тебе грацией. Тебе это не нравится, но ты киваешь, да? Вот и прекрасно. В дополнение к услугам любезной ИРИНы я позабочусь о том, чтобы Специальный Корпус предоставил вам все необходимое. Вопросы?

Он развернулся вместе с креслом и обжег нас взглядом, но мы промолчали. Он удовлетворенно кивнул. Мадонетта подняла руку.

- Теперь, когда все решено, можно кое о чем вас попросить? Из разговоров с девочками я узнала, что здесь очень любят музыку Крыс, и…

- …и нельзя ли дать последний концерт перед развалом группы? О чем разговор?! Все «за»!

Все весело загомонили, только Стинго приуныл, вспомнив, что его инструменты обратились в горстку молекул. Но умница Мадонетта еще раз блеснула предусмотрительностью:

- Я порасспрашивала девочек. Говорят, тут очень миленький камерный оркестрик. Есть и симфонический. Думаю, хотя бы один инструмент для Стинго подойдет.

- Любой! Хоть все! Только спустите меня с цепи. - И с этой минуты я видел вокруг только счастливые лица.

Благодаря чудесам современной медицины, заботливому уходу, а также лошадиным дозам болеутоляющего и изрядной порции горячительного для Стинго, мы смогли дать концерт в тот же день. Дневной - поскольку ночь на этой планете равнялась двум нашим суткам и не стоила того, чтобы ее дожидаться.

На стадионе мы увидели настоящее столпотворение. Нас встретили бурей восторга, и всем, похоже, было наплевать, что Стинго выступает без костюма и в инвалидном кресле. «Стальные Крысы» давали последний концерт и хотели, чтобы он запомнился надолго. Естественно, все милитаристские и жлобские песни пришлось из репертуара выкинуть. Мы начали выступление с нежного, мягкого блюза:

В тот день мы много раз пели на «бис», а покидали стадион предельно вымотанные и счастливые, как настоящие артисты, потрудившиеся на славу. Потом я улегся на койку, но перед этим не удержался и посмотрел, сколько мне еще осталось.

Все еще семь суток. Все еще неделя. За этот срок мой закадычный друг адмирал Стинго вполне успеет намылить шею кому надо и получить противоядие.

Опуская голову на подушку, я, кажется, улыбался, чего не делал уже двадцать два дня, если мне не изменяет память. Так отчего же все-таки я не могу уснуть? Почему лежу неподвижно, уставившись во тьму? По-моему, ответ очевиден.

Пока не наступит счастливый миг, когда я нажму на поршень шприца и введу себе противоядие, я не смогу забыть о том, что смертельная отрава ждет своего часа.

Спокойной ночи, Джим. Баюшки-баю…

То ли я - лежебока, то ли адмирал в обычной жизни - трудоголик… А может, и то и другое. Ибо к тому времени, как я явился пред его очи, он успел в одиночку подготовить все до малейшего пустяка. Комкая список, он бубнил над грудой снаряжения. Заслышав мои шаги, поднял глаза, помахал рукой и разделался с последним пунктом.

- Вот тебе новый рюкзак. Почти все, что в него напихано, может сгодиться, а это - распечатка описи. Надо думать, в синтезаторе ты таскал много чего незаконного, даже, наверное, смертоносного. Можешь выковырять, когда я уйду. ИРИНа собирает новый тахиметр. Скоро подойдет Флойд… А вот и Мадонетта! Просим, просим!

Стинго удалился со всей грацией, какую только допускали костыли. В комнату впорхнула Мадонетта - воплощенное обаяние - и взяла меня за руки. Затем, обнаружив, что одними рукопожатиями чувства не выразить, ласково поцеловала меня в щеку. Мои руки машинально раскинулись для объятий, но сомкнулись в пустоте, так как она уже выскользнула и опустилась на кушетку.

- Эх, Джим, как бы я хотела пойти с тобой… Но знаю - это невозможно. Ужас до чего неохота возвращаться в тесный, душный офис.

- Мне будет не хватать тебя. - Я надеялся, что это прозвучит спокойно и ровно, однако со страхом поймал себя на слезливо-елейном тоне. - То есть всем нам, конечно.

- А мне - вас. Не все было гладко, но ты всегда держался молодцом.

Должно быть, я залился румянцем, настолько тепло и нежно звучал ее голос.

- И вообще, в моей жизни еще не бывало таких приключений. И мне совершенно не хочется возвращаться к папкам, заседаниям и запертым окнам. Даешь работу на свежем воздухе! Как тебе эта мысль?

- Отлично, отлично, - покивал я. Мне ее уже не хватало. Не знаю, чем бы все это кончилось, если б не вошел Флойд - жизнерадостный до тошноты.

- Доброе утречко! Денек - в самый раз для экспедиции. Мадонетточка, милая ты наша спутница и товарищ по оружию, здравствуй и, увы, прощай. Работать с тобой было одно удовольствие.

- А ты бы не согласился поучить меня самообороне без оружия?

- С превеликой радостью. Это совсем просто, главное - стараться.

- И тогда меня возьмут в оперативные агенты?

- Наверное, нет. Но я могу замолвить словечко.

- Правда?! Ой, как здорово! Век тебя не забуду. Я только что сказала Джиму, что в офис больше - ни ногой.

Они улыбнулись друг другу с противоположных концов кушетки, едва не соприкасаясь коленями. Им было не до меня. Я всей душой возненавидел Флойда.

А потому несказанно обрадовался стуку костылей и шарканью волочащихся ног.

- Все в сборе, - сказал Стинго. - Прекрасно. Тахиметр готов.

Как только он это произнес, штуковина, которая семенила за ним по пятам, выбежала вперед.

Искусственная собака на негнущихся лапах. В жизни не видывал ничего уродливее. Черный искусственный мех с россыпью проплешин, черные глазки-пуговки. Когда она сказала «гав-гав», из пасти высунулся сухой красный язык.

- Что значит - гав-гав? - вспылил я. - Что еще за пакость?

- Тахиметр, - ответил адмирал Стинго.

- Гав-гав, - снова изрекла собака. - Удобства ради тахиметр совмещен с мобильным терминалом.

- ИРИНа? - заподозрил я.

- А то кто же? Как тебе нравится этот красавчик?