Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

Мы встретились в тупике за фургонами. Ярмарка ворочалась во сне, стоглавый левиафан. Воздушный шар над нами скользил ленивым лучом по замершему миру, выхватывая из темноты внезапные силуэты, останавливая бег времени.

Из тупика не было иной дороги, кроме как назад. Все это время Бак отступал, пятился, двигаясь мягко и уверенно.

Двумя пальцами левой он держал Ит за горло, удивительно бережно и нежно, но этот капкан в мгновение ока мог обрубить ток жизни моей сестры. Как метроном, ритмично билась под пальцем жилка на ее шее. Чтобы контролировать ситуацию, он посадил малышку на правую руку, в которой сжимал двуствольный обрез. Ит тянула ко мне ручки.

– Я соскучилась, – сказала она. Любовь вспорола мне сердце, и я не удержал слез.

– Тебе не больно?

– За кем придет золотая пуля? За ним или за тобой?

– За ним, милая.

– Хорошо.

– Отдай ее мне, – прошелестел Бак, я видел, что горло его пробито и забрано мембраной, в которую с шорохом крыльев мотылька входил воздух. – И мы в расчете.

– Это ты мне должен. Ты бросил Платона. Меня.

– Долг. – Бак опустился на песок, усадив Ит себе между колен, она, не мигая, изучала мое лицо. Она не боялась. Ждала.

И вдруг я прозрел, увидел то, от чего бежал последние три года, захлебнулся внезапной Истиной, простой, как плевок. Ит могла разорвать его пополам, превратить кости в лед, высосать душу, она лишь ждала моего приказа, поднятой брови, кивка, любой гримасы, которая скажет ей, что я сдался, уступил, что теперь она отвечает за нас, она – старшая. Скажи «да», и мы пойдем ее путем. Вернемся в долину Смертной тени.

– Я тебя отпустил. – Голос Бака прошел мимо моих ушей, уместившись сразу в голове, свернулся где-то в затылке и звенел оттуда, отражаясь от стенок черепа. – Ты должен быть мне благодарен.

Раз – я достаю нож, два – он стреляет дуплетом в левую глазницу, три – дробь вышибает четыре дюйма кости вместе с волосами, в такую дыру вполне может поместиться голубь. Что станешь тогда делать, Ит?

«Просто уйду с ним».

Этого я допустить не мог.

– Это моя сестра.

– Как вас зовут, юная леди?

– Апач, – беззвучно шевельнулись ее губы. – Не Элвис.

Больше Ит не сказала ни слова. Никогда.

На миг они попали в прицел прожектора, и их тень, слипшаяся в одно, сказала мне слишком многое.

Я сдался.

Увидел, кем суждено стать Ит.

От моей норы до закутка, где слово Бака столкнулось с моим, было не меньше мили.

Иглы успели менее чем за три полных вдоха.

Врут, будто время замирает в моменты наибольшей важности, вся жизнь разматывается детским калейдоскопом, услужливо подставляя цветные бока, а потом еще запахи, прикосновения, тепло материнской руки, первая драка, первый поцелуй, пальчики новорожденного сына.

Глупости!

В меня стреляли. Ничего я не видел.

Я ощутил зуд неба, мгновенное, непереносимое чувство. Ночь ворочалась и пыталась вытряхнуть из себя колючую напасть. Иглы вспороли Бака, невидимые и неостановимые, он рухнул на спину, ноги взлетели выше головы, обрез рявкнул, я услышал, как отдельные иглы сбивают дробь в полете, утихомиривают, вяжут и роняют в пыль, кожа моя надорвалась хрустом, криками, причитаниями. Бака штопали заживо. Кроили и собирали. «На живую нить!» – вопил восторженно горлум. Я мотал головой, не хотел слушать, но знал, что Ит хохочет, отбивает рукой ритм, плямкает губами, повторяя наспех придуманную считалку:

Прожектор крестил небо, на песке передо мной скорчилась какая-то личинка, ковер с ногами, а не живое существо. Иглы ушли. Зашитый человек остался. В воздухе повис запах озона, как после грозы. Ит поднялась, стряхивая с себя кровь Бака, она сворачивалась медными шариками и сыпалась к ее ногам. Я подобрал один. Это была сплющенная пуля.

Я не мог смотреть на куколку, в которую превратил Бака. Она еще трепыхалась.

Бойни ожили во мне. Я снова убил.

Тюп – стукнул в висок мягкий комочек, упал к ногам. Я дернулся, и вовремя – новая пуля из жеваного мякиша полетела мне в голову.

Тюп.

– Ит, милая. – Я прижал ладони ко рту и шумно выдохнул сквозь них.

«Это твой жест беспомощности?» – поинтересовался горлум, я загнал его внутрь, забил ногами, утрамбовал и сплющил. «Заткнись!!» – орал я, пока истерика не сожгла звук голоса горлума.

Тюп.

– Чего?! – Я сорвался на трехлетнюю сестру, навис над ней, размахивая руками, будто хотел смять и сплющить ее маленькое уродливое тело. Она даже не поежилась.

Тюп!

«Туда, – показала Ит не терпящим возражения жестом и сползла по лицу руками, вылепляя подобие индейской уродливой рожи. Еще раз повелительно ткнула пальцем. – Туда!»

Индейцы встретили меня у круга камней. Вышли за него все как один. Вынесли на руках тех, кто не мог ходить, притащили стариков и какие-то совсем уж человеческие обломки. Гремели трещотками, нашитыми на одежды. Светились боевой раскраской, кто-то измазал лицо кровью, другие – толченым мелом. Многие нацепили какую-то рухлядь себе на головы, не сразу сообразил, что это перья, поломанные и убогие.

Молчали.

Некоторые стискивали в зубах стрелы.

Каждый индеец держал то оружие, которым готов был биться, они сжимали ложки и крылья от древнего автомобиля, лыжные палки и крупные вентили вроде кастетов, один нес на плече пластикового фламинго, у того грозно сверкал облупленный клюв, некоторые выломали доски, но те выглядели трухлявыми, заточенные электроды, с какими они охотились на рыбу и зверя, – этих было под десяток, у троих в руках были гвозди – моя слабость – настоящие лютые гвозди. С флангов войско подпирала арматура и доска для сёрфинга. Ни ножей, ни пулеметов. Честная драка.

– Ты вернул нам имя, – сказал слепой, выйдя из толпы и безошибочно найдя меня перед собой. Их кожа пела. Они были готовы. – Мы можем что-то дать взамен?

«Да! – заорал кожей я, но мир отказался слышать. – Верните мне пустой сон! Разумную мать! Здоровую сестру! Дайте мне нормальную Ит! Другое имя для нее! Заройте моего отца, в цепи его – и в озеро! Дайте мне чертову золотую пулю!»

– Ты червивый, – слепой наклонил голову, и в этой повадке я безошибочно узнал горлума, мой сон-убийцу, он умер в этой позе, размозжил череп и отдал мне свой свет, – знаешь об этом? Твои руки до сих пор в его крови?

И в этот момент я понял, что мои руки в крови Бака. Что сегодня я заживо зашил человека, эти люди продали ему мою сестру, а ее отец стоял и смотрел, как это происходит.

У меня опустились руки. Месть вытекла из меня, как пот, я отер ее со лба.