Михаил Соловьев - Пасынки Апокалипсиса

Время привычно замедлилось, и не успел я вывалиться из кабины, как грохот взрыва потряс всю конструкцию крана.

Но… Мне опять «повезло». Я находился ниже геликоптера, и попасть в меня, у них не получилось. Ракета лишь разломила взрывом стальную конструкцию напополам, и сейчас мы валились вниз на приближающуюся груду контейнеров на площадке.

— А-а-а-а, — зажмурился-таки я, понимая — теперь уж точно не вывернуться.

По-моему, на какое-то мгновение сознание оставило меня, а когда глаза открылись, я лежал щекой прямо на осколках стекол из окошка кабины, уткнувшись в металлический переплет.

Переломленный козловой кран все-таки уперся в землю обрывком балки соединявшей его «ноги», а кабина лежала теперь почти на боку, так и не долетев какую-то пару метров до верхнего контейнера.

В прочем мире мало что изменилось. Гул геликоптера давил и плющил, а потерявший управление вертолет с подстреленным пилотом валился куда-то за корабль.

Времени рассматривать картинку у меня не оставалось, и я как мог, вывернулся из цепких объятий ремня винтовки почему-то запутавшем мне в падении ноги.

Кровь из пореза на лбу заливала мне глаз. Однако даже «подбитый» я услышал со стороны Карины грохот «Мухи» и увидел, как красиво пошел вверх кумулятив, ударив прямо под лопасти атаковавший меня вертолет.

— Тыдыбыдых! — рвануло над пилотской кабиной, и оборванный винт унесся бумерангом в сторону не оставляя разорванному надвое геликоптеру выбора.

Оторваться от этой картинки я уже не мог. Бойцы с турели падающей машины еще пытались выпрыгнуть наружу, и двоим это даже удалось. Чуть позже туша пыхнула пламенем исчезая из глаз, а когда вверх взлетел столб пара-воды, я понял — машина рухнула в воду.

Когда заработал крупнокалиберный пулемет, я уже вырвался из тисков изрядно надоевшей мне кабины, и предварительно отстегнув прицел, сбросил винтовку на крышу верхнего в стопке контейнера.

Забубнила в нагрудном кармане рация и в этот момент я увидел парнягу с ротным ПК наперевес.

— Гоу, гоу, — орал он мне, неуклюже выкидывая несуразно длинные ноги. Роста в бойце было не меньше двух метров, а пулемет в его руках смотрелся сейчас не больше штурмовой винтовки.

— Жив? — захрипел динамик, и я чуть не разревелся, настолько неподдельным оказалось беспокойство моей воительницы.

— Рвем на судно, — орал я, — Пулеметчик уже снялся…

Карина промолчала, а я увидел, как третий вертолетчик заложил крутой вираж, спасаясь от ниток трассера крупного калибра, и стал набирать высоту «выгнув спину горбом» и разгоняясь.

— Давай на берег, — гукнула рация, — Пускай с пирса подбирают.

Спускаться со стопки двадцатитонных контейнеров даже при моем росте — задача. Пока я оказался на земле — проклял все и даже лишился пары пуговиц на куртке.

Вот она земля. Присел-положил благодарно растопыренную ладонь на асфальт, а в голове все еще стоял падающий с турели офицер и звучало: «Гоу-Гу» — пулеметчика.

«Вперёд!» — приказал себе я и сделал первый шаг.

Сейчас конечно хорошо рассуждать, чего я не доделал.

Недосмотрел, как ушел из-под обстрела последний боевой вертолет.

Не определился толком с направлением и выбежал на пирс слишком далеко от корабля.

Не подготовился к стрельбе, а ведь теперь я оказался лицом к лицу с десантником, только-только выбравшимся из воды.

Для начала я не понял, почему он так на меня вытаращился, а потом сообразил, что за это время красивее не стал.

На искореженной взрывом роже, сто процентов была гарь напополам с засохшей-свежей кровью, да и злости наверняка хватало, только в основном на себя.

Однако психической атаки хватило лишь на секунду и боец ловко присел на одно колено, вывернув откуда-то из-под руки автомат.

Хорошо я не остановился и не сбавил хода.

Черная точка ствола еще готовилась плюнуть в меня свинцом, когда я за каких-то полметра отбросил ставшей бесполезной винтовку и смёл бойца обратно в воду в диком прыжке «рыбкой».

Выстрел все-таки прозвучал, но где-то позади. Мы были уже единым целым и валились сейчас в грязную портовую воду.

«Только бы не нож», — мелькнула еще мысль и над нами сомкнулась муть изгаженная мазутом и пятнами нефтепродуктов.

Кто не бывал в портах — такой грязи не видел, но это было сейчас не главным.

Молясь об отсутствии ножа, я рассчитывал сейчас лишь на собственные навыки.

Когда-то в двухтысячных судьба столкнула меня с тренером по фридайвингу Татьяной Белей. Не буду рассказывать, насколько поразило меня, то знакомство и как победительница многих музыкальных конкурсов и ученица Аллы Борисовны пела. Достаточно, что при каждом удобном случае оказываясь в Москве, я брал у нее платные уроки фридайва, просто любуясь ею как изысканным творением природы.

Вцепившись в так некстати встретившегося мне на пути бойца, я тащил его сейчас на глубину пытаясь понять, сколько в нем еще жизни.

А их оказалось немало.

Для начала парень попытался ухватить меня в пах, но руки его оказались буквально коротки. Тогда он надавил мне на локтевой сгиб, пытаясь сбить дистанцию и все-таки достать мое лицо, но инерция падения в воду с пирса еще была сильна, и я тащил и тащил его все глубже.

Первый рывок кислородного голодания рванул грудь, однако знание великая штука и уроки госпожи Белей мне даром не прошли.

Дело в том, что когда пловец начинает задыхаться и в груди его дергается сама жизнь — это великий обман. Организм всего лишь сигнализирует всплытие, имея еще кислорода не меньше чем на пару минут.

Я знал это, а мой противник — нет.

Сопротивление его перешло в панику, и судорожное цепляние за мои руки.

Слабее. Еще слабее…

Моя воля привычно победила дерганье в груди — фантомное удушье растворилось, и организм вновь обрел силы на «втором дыхании».

Еще метр вниз. Еще.

Руки противника бессильно скользнули, и я понял — пора выбираться.

Сильно давила вынужденная слепота, но открывать глаза в портовом клейстере — смерти подобно.

Главное сейчас не запаниковать и двигаться.

Отпустив неподвижного противника, я толкнулся от него ногами и пошел наверх.

Еще метр. Еще…

Была в этой ситуации еще одна заковыка. Моя учительница Таня Белей предпочитала фридайв по технологии йогов и была права — организм сигнализирует беду удушьем всего один раз и второго не будет. Когда же закончится кислород, не знает никто — сознание просто отключится, оставляя неосторожного пловца в глубине навечно, что меня все-таки никак не устраивало…

Неимоверно тяжело плавать вслепую (особенно выбираться на поверхность).

Я греб, ждал и надеялся, с опаской прислушиваясь к себе: вот он долгожданный воздух…, Еще немного. Еще…