Денис Игумнов - Ночная смена [SelfPub, 18+]

Выстроившись группами по десять человек, начали спуск в подвал универсама. Радость по поводу отсутствия на бойцах, крайне надоевших за последние месяцы и стеснявших их движения и дыхание костюмов химзащиты имела и обратную сторону. Отсутствие противогазов сразу дало о себе знать отвратительным запахом сточных вод в канализационных трассах. Влажная темнота подземных проходов, подсвеченная броней солдат, казалось, дышала ручейками испражнений и ржавой капелью хлорированной воды, испоганенной ядовитыми моющими средствами и испорченным прогорклым жиром. Пригибаясь, чистильщики брели по щиколотку в коричневой жидкости, и каждый их шаг сопровождался мерзопакостным чавканьем. Через пятьсот метров они вышли к жерлу старого, непонятно кем построенного подземного коридора. Вход в него был завален надгробными камнями, частями могильных оград и просто крупными предметами бытового мусора. На расчистку закрывающей вход в туннель пробки ушло двадцать минут. Когда путь оказался свободным, чистильщики вступили под его высокие своды. Павел шел одним из первых. К запаху дерьма здесь с каждым шагом примешивался все более резкий несносный аромат гниения. Спертый воздух был щедро насыщен соединениями серы, сероводорода и аммиака. Отряд выстроился в фигуру, своими очертаниями напоминающую повернутый острием к цели нападения акулий зуб. По его краям расположились бойцы, вооруженные ЛПО, дробовиками и ранцевыми огнеметами, в центре – автоматчики с огнеметными многоразовыми гранатометами. При возникновении необходимости бойцы первой линии расходились в стороны, опускались на одно колено, а гранатометчики по очереди вели огонь. В самой середине зуба шли сорок носильщиков двадцатикилограммовых частей бомбы. Боевой порядок отряда двинулся вперед. Размеры коридора поражали, по нему свободно мог проехать КАМАЗ. Его стены, потолок и пол давно умершие и, должно быть, весьма неглупые строители облицевали обожженной в огне глиняной плиткой. От старости она во многих местах отвалилась, обнажая сырую землю, опутанную бледными корнями растений, так глубоко проникнувшими под землю в поисках источника утоления своей непреходящей жажды. Коридор шел под небольшим наклоном вниз, и через каждые пятьдесят метров от него отходили дополнительные ответвления. Из третьего по счету лаза на них выперлась ватага мозгоедов. Они так стремительно сократили расстояние между собой и отрядом, что чистильщики смогли произвести всего несколько выстрелов, после чего бой перешел в рукопашную фазу. Вот где пригодились фосфорные дробовики и шашки. Заряды, выпущенные из дробовиков, попадая в мертвецов, не просто выбивали из тел целые куски, они заставляли гореть белым дымным пламенем их плоть, за доли секунды добираясь до костей скелета и прожигая его насквозь. Шашки же вообще уравняли шансы людей и зомби в драке. Кочергин дал команду, и, бликуя в охраняющей яркости светодиодов, над головами солдат замелькали клинки. Каждый удар шашки попадал в цель, разваливая противников на дергающиеся половинки, отрубал одним взмахом головы. Очень скоро вся толпа атаковавших мозгоедов оказалась нашинкована в мелкую капусту. Ранцевые огнеметчики всю эту адскую трепещущую расчлененку сожгли за одну минуту, отряд продолжил путь дальше.

Подобным нападениям они подверглись еще трижды. В последнем столкновении с мертвяками, в пылу гремящего вокруг боя израсходовав очередной автоматный магазин, Павел спрятался за толстый газовый баллон, вросший на добрую половину в землю, и, пока перезаряжал оружие, в его голову щемящей сердце тревожной мыслью пришло желание. Он впервые со времени убийства своей девушки захотел жить и хотя бы еще один раз увидеть весеннее солнце. Неуместность здесь такой мысли он осознавал, но ничего не мог с собой поделать. Лишь крепче стиснув зубы, кинулся в самое пекло. Он смело вплотную подлетал к мертвецам и в ярости выпускал им прямо в лицо пару коротких очередей, которых обычно хватало для того, чтобы отправить их к чертовой матери, обратно в ад. Один труп очень толстой женщины зашел к нему с тыла. В последний момент почувствовав угрозу, Золотов обернулся. На него надвигалось поистине что-то тошнотворное – полуголая узкоглазая женщина, облепленная белыми личинками, с буро-желтыми глазами, вся в болезненно краснеющих обширным воспалением складках кожи и, что самое противное, с вывороченным огромным животом, покрытым бордовыми пузырями, который к тому же еще и шевелился, причем делал он это вне зависимости от ее спотыкающихся передвижений. Она походила на беременную сотней тысяч трупных червей мать всего умершего, поэтому-то ее живот и шевелился. Оказаться в объятиях этой жабы он категорически не хотел, но независимо от такого зрелища замер, впав в состоянии ступора. Хорошо, что рядом с ним оказался молоденький огнеметчик, который скорее от испуга, чем намеренно выпустил в это страшилище целый поток огня. Мертвец закружился в ритуальном танце, перескакивая с одной ноги на другую, опустился на корточки и, напоследок сердито замычав, растворился в очищающем пламени вместе со всеми своими червями. Золотову даже показалось, что его штаны стали какими-то недопустимо мокрыми. Разозлившись из-за этого стремного факта, в дальнейшем Павел поспевал везде, более не впадая в состояние оцепенения, и в течение короткого боя ему удалось выручить из беды четырех солдат, поваленных оземь ревущими в алчном желании крови мертвяками. Все они, покрытые сине-фиолетовыми трупными пятнами, используя свое тройное численное превосходство, насели многолапым пауком на захваченных врасплох бойцов. Паша, бегая вокруг этой куча-мала, прикладывал ствол автомата то к одной мертвой голове, то к другой, нажимал на курок, превращая их в брызги гнили на полотне нервно больного художника-сюрреалиста. Когда он закончил, парни выбрались из-под них и сразу начали добивать оставшихся стоять на ногах мозгоедов.

Пройдя и это препятствие, отряд приблизился к месту, где туннель стал заметно подниматься вверх. Они вышли из облагороженного человеческими руками отрезка и попали в прорытый руками сотен мертвецов узкий проход. Ширина хода составляла чуть более двух метров, потолок располагался примерно на такой же высоте. Он не был ничем закреплен и мог в любой момент обвалиться. Как только первые чистильщики, вынужденно изменив порядок построения, зашли туда, на них сверху посыпались длинные, жирные могильные черви-альбиносы. Немного розоватые, извивающиеся холодными макаронами, они падали на голову, заползали за шиворот, вызывая отвратительное чувство омерзения, усиливающееся непередаваемой вонью, надуваемой из рваной дыры, ждущей отряд впереди. Эти аномально большие черви были везде, они ползли из самих стен, свисали живыми мочалками с потолка, забирались по армейским ботинкам и пробовали проникнуть за броню, упорно стремясь туда, к нежным отверстиям, ведущим внутрь человека. Червь забрался под забрало Павла и елозил там, пачкая слизью его щеки, веки, губы, пока он не выковырял его оттуда и не раздавил пальцами в мокрый комок липкой грязи этот зародыш противного насекомого. Через сто метров отряд вышел к входу в пещеру. Ее огромная внутренняя поверхность светилась нездешним голубым светом. Здесь червей было еще больше. Настоящее море извивающихся белых личинок, но поражало то, что нигде не было ни видно, ни слышно мух. Хотя по логике вещей их гудение должно заполнять воздух своими назойливыми звуками. Грубые стены были изранены бесчисленным числом нор и ходов, прогрызенных в твердом грунте зубастыми пастями мертвецов. Там вповалку, штабелями спали, обнявшись в безнадежной попытке согреться об своего холодного соседа, тысячи и тысячи мозгоедов. В середине пещеры находился водоем, когда-то содержавший тонны чистейшей, отфильтрованной через толщу почвы воды. Теперь подземное озеро превратилось в смердящее болото, до краев заполненное разлагающимися трупами. Отряд занял оборонительные позиции тремя расширяющимися полуокружностями вокруг сорока бойцов. Под руководством специалиста-подрывника началась сборка бомбы. Почувствовавшие присутствие живых людей мозгоеды стали выпадать из своих нор и все сокрушающими ордами устремились на ряды чистильщиков. Из бывшего озера восстал самый пакостный их легион. Лоснящиеся от раздувшей их плоть тухлой жижи, с вылезшими из своих насиженных мест глазами величиной с перезрелые яблоки, они, резиново хлюпая, медленно пошли за добычей свежих мозгов.