Валерий Большаков - Багатур

Пленные торопливо шагали, загнанно дыша. Над толпою клубился пар, бороды покрывались инеем.

И вот они вышли на отлогий берег широкой Оки. Южнее, в устье Прони, догорал Новый Ольгов, а на противоположном берегу, высоком, обрывистом, взгляду открылась Рязань — длинный ряд стен на валу, башни с остроконечными кровлями. Ближе к югу над укреплениями поднимались главы Борисоглебского и Успенского соборов, а к северу, там, где в Оку впадала речушка Серебрянка, возвышенность, на которой стоял город, распадалась глубоким оврагом. По склонам его крепостные стены шли уступами, ниспадая на дно выемки, где цеплялись за бока кургузой воротной башни.

С берега сложно было заметить, крепит ли оборону Рязань. Только и видны были дымки костров на заборолах — видать, грели воду и смолу в котлах. И часто-часто били колокола, тревожа сердца набатным гулом.

— Ходи! Ходи! — закричали нукеры, поддавая пленным древками копий. — Шибче!

Селяне всей толпой сбежали на лёд и поспешили на тот берег, где между валами да рвами крепостными и Окой располагалась слобода, неукреплённое предградье — кузницы, склады, избы, баньки стояли кучно, но ни одного дымка не вилось над трубами — все слобожане давно уж схоронились за стенами Рязани.

Ордынские тумены окружили город, кучкуясь у Исадских ворот, у Спасских, у Пронских, у Серебряных и Южных. Монголы уже самим своим числом, неисчислимой массой конных и пеших, подавляли осаждённых, взывая к их малодушию — сопротивление бессмысленно!

— Ходи! Ходи! — кричали конные пришельцы на пеших хозяев. — Лопата бери, топор бери! Дома разбирай, кучку складывай!

Мужики, согнанные из окрестных сёл, разошлись по всей слободе. Сперва неуверенно, потом всё смелее и смелее, понукаемые злыми голосами, принялись разваливать крыши, раскатывать срубы по брёвнышку, рушить ворота и ограды.

С громким треском поддавалась часовенка, захлёстнутая арканом. Она клонилась, визгливо жалуясь и пыля трухой, и вот обвалилась, рассыпалась. Десяток рязанцев, тягавших пеньковый канат, мигом сдёрнули шапки и дружно перекрестились.

Иные надсаживались, разбирая мощный дом-двор, сложенный в два этажа из отборных брёвен в обхват, а хитрые мужички из Переволок нашли себе работёнку сами — они расколачивали тыны, сплоченные из крепких лесин. Трудились хитрованы без надрыва, зато кряхтели и орали больше всех:

— Наподдай, Ефимка! Ага, пошло!

— Эхма! Наумыч, подь сюды…

— Подсоби-ка… Ух!

— Навались!

— Куды ты её пихаешь!

— А чаво?

— Чаво-чаво… Сюды пихай!

— Олекса! Рубани здеся! Ишшо разок! Во-о!

— Тянем-потянем… Дружно!

— Шибче, шибче давай!

— А на кой ляд им эти брёвна? Топить, што ли, нечем?

Но мужиков припахали вовсе не дрова заготавливать — просто Субэдэй-багатур следовал ещё одному старому обычаю. Разворотивших все слободские постройки поселян заставили плотничать — сколачивать, связывать, сплачивать прочный забор-острог, обнося его вкруг всего города. Осаждённым это действовало на нервы — теперь никто не мог покинуть Рязань незаметно. Монголы никому не дадут сбежать.

А когда распаренное мужичьё выставило изгородь, их перебросили на изготовление длинных штурмовых лестниц и примётов. Впрочем, без дела не сидел никто. Ордынцы по большей части занимались обустройством становищ, а китайские инженеры как мураши облепили рамы пороков — стенобитных и метательных орудий, — подвешивая тяжёлые тараны, устанавливая шатуны катапульт, сплетая из жил мощные тетивы для баллист.

Солнце село, начало темнеть, но работа по обложению града не прекращалась — тысячи костров горели вокруг Рязани, зловещим кольцом стягиваясь со всех сторон, а разнообразнейшие шумы, издаваемые степняцкими полчищами, сливались в глухой, плотный гул.

Штурм начался до рассвета. Загрохотали камнемёты — здоровенные, обкатанные валуны с нашлёпками приставшей мёрзлой земли, унеслись к стенам рязанским. Перелёт. Громко лопоча по-своему, китайцы бросились к катапультам, подкрутили вороты, приподнимая раму, а полсотни нукеров, сменяя друг друга, тягали рычаги, скручивали вороха воловьих кишок и жил. И вот новая глыба уложена в пращу катапульты. Китаец пробил киянкой по стопору, шатун с грохотом ударился о раму, посылая снаряд в сторону города. Есть! Один камень проломил крышу заборола, другой снёс навес, третий угодил ниже, вминая бревенчатый сруб.

А рядом сотрясались баллисты, посылая тяжелые, заострённые обрубки брёвен, — такая «ракета» навылет пробивает обе стены избы. Или стенку башни.

Олег медленно проезжал на савраске, сидя в полном боевом. Тумену Бурундая поручили штурмовать город со стороны Исадских ворот. Пока что шёл «артобстрел» — брёвна, пучки толстенных копий, каменные глыбы рушились с небес на стены и крыши града. Тысячи метких лучников подбирались поближе к стенам, пригибаясь за чапарами — огромными дощатыми или плетёнными щитами на колёсах, — выцеливали воинов на стенах и поражали их.

А вот пленным ни защита, ни охрана не полагалась — мужиков погнали на «земляные работы» — засыпать ров глубиной в три с лишним сажени да со щетью — кольями, вбитыми в дно. Сперва селяне притащили брёвна, плахи, доски — всё, что осталось от слободы, приволокли порубленные деревья, поскидывали всё в ров, а потом по этим шатким «лесам» подступили к обледенелому валу, по высоте сравнимому с трёхэтажным домом, и принялись долбать его кайлами да кирками. Одни отходили, запарясь, приступали другие. Притомятся эти, эстафету принимали третьи.

«Подрывная работа» велась напротив того участка крепостной стены, что располагалась северней Исадских ворот, и стрелки-рязанцы взялись выцеливать рязанцев-землекопов — то и дело кто-то из мужиков резко выгибался, роняя шанцевый инструмент, и скатывался в ров. На его место тут же гнали нового пленного — зрелище должно продолжаться…

Ближе к полудню обстрел города возобновился — снова загрохотали пороки, меча камни и глыбы мёрзлой земли, снова на позицию вышли лучники. Они уберегли многих пленников от гибели, хоть и не желая того, — в копальщиков уже не стреляли со стен, боялись высунуться.

А мужики долбили и долбили заледеневшую глину. Потом стало полегче — в глубине вала земля не смёрзлась, и в ход пошли лопаты. Хитрецов из Переволок, уступивших долбёжку соседям, но рьяно взявшихся за копку, едва не завалило — они так углубились, что вырыли настоящую пещеру в валу, а свод возьми, да и рухни. Откопать удалось всех. И вот посреди мощного вала возникла седловина. Склон, многократно облитый водой, пошёл трещинами, подался — и осыпался во второй ров.

Защитники Рязани пытались помешать копальщикам — не имея возможности показаться из-за заборол, они метали стрелы навесом. Те падали не прицельно, но порой находили свою мишень и поражали её, язвя мужиков сверху, словно кара небесная. Долетали и дротики, и булыжники. Но работа не прекращалась.