Джеймс Фелан - Одиночка

Он стоит и набивает мяч.

Наши взгляды встречаются. Состязание давно потеряло связь со спортом. Ненависть, вот что движет нами. Этот бросок может стать для него последним. Если он попадет в корзину, то следующий бросок может стать последним для меня. Ошибиться нельзя. Меня мутит. Скоро все решится.

Один-два. Прыжок. Попал.

Мой бросок.

Если ты боишься проиграть, ты проиграешь, потому что боишься.

Я выхожу на линию.

Калеб перехватывает у меня мяч.

— Что, думал отделаться от меня? — спрашивает он.

Я пришёл в себя на носилках в медицинской палатке. Вокруг на глазах рос палаточный городок; ни на секунду не смолкал гул вертолётов, садившихся и взлетавших. Через прозрачные стенки было видно, какая в лагере творится суматоха. Сотни людей в форме озабоченно сновали туда-сюда: кто с оружием, кто с каким-то оборудованием.

Врачи подскочили ко мне почти в тот миг, когда я открыл глаза. Все вели себя очень вежливо и заботливо. У меня взяли кровь на анализ, затем сняли, предварительно разрезав, одежду, завернули меня в серебристое покрывало и укрыли сверху обычным одеялом. Медсестра заново перевязала мне руку и поставила капельницу. Хотелось взбунтоваться: зачем они испортили вещи, ведь это Пейдж их выбрала. Хотелось расспросить про остальных. Про Калеба.

Тем временем военные устанавливали вдоль периметра забор из проволочной сетки, которую сгрузили с вертолётов в огромных рулонах; обустраивали пулеметные огневые точки. Мне показалось странным, что они возводят настоящую крепость, готовую к обороне. Зачем? К чему они готовятся? Собираются ли выходить на улицы, помогать? Только вот что они теперь смогут? Почему пришли так поздно?

Я увидел своих друзей: они, стоя в ряд перед людьми в военной форме, отвечали на их вопросы.

Некоторые военные снимали происходящее на камеры. Пара человек в гражданском были, скорее всего, с телевидения. В углу большой палатки, над которой установили огромную спутниковую тарелку, они водрузили один на другой несколько мониторов, а толстые кабели подвели к большому зеленому генератору.

До меня донёсся поставленный голос журналистки: «С момента атаки прошел двадцать один день. Мы ведем наш репортаж с Манхэттена, из карантинной зоны, организованной практически в эпицентре…»

Почти сразу на одном из экранов появилась картинка. Следом загорелись другие, запестрили эмблемы разных служб новостей и телеканалов. С равнодушными лицами репортеры говорили, глядя прямо в камеры… Каждый хотел добыть сенсацию для своего канала, будто речь шла об обычной катастрофе, ничем не отличающейся от других.

Кажется, я ещё пару раз погружался в небытие. Не знаю, надолго ли, но судя по всему, не меньше, чем на пару часов: когда я в очередной раз открыл глаза, снаружи смеркалось. Восстановить память оказалось несложно. Я быстро вспомнил, как сгорел и превратился в руины город, вспомнил, чем летавший в воздухе пепел был раньше, как выглядели нынешние обугленные развалины до атаки. Несчетное количество человеческих клеток, превращенных в иное углеродное соединение, которое мы — оставшиеся в живых — вдыхаем.

Медсестра осторожно повернула мне голову, промокнула и обработала рассеченную бровь, успевшую жутко распухнуть и постоянно дергавшуюся. Это она брала у меня утром кровь. Женщина все делала очень аккуратно, и мне совсем не было больно. Время от времени трещала автоматная очередь, иногда слышались выстрелы из пневматических винтовок.

— Что это значит? — спросил я.

Она посмотрела на меня. Стенки палатки вибрировали от рева приземлявшегося, а может, взлетавшего, вертолета.

— Что именно?

— Всё… — ответил я, взмахнув рукой. — Вертолеты, самолеты, оружие, оборудование. Кто вы?

— Мы американские военные. Наша задача — помогать, — ответила женщина с едва заметной улыбкой.

Я тоже улыбнулся — и она улыбнулась, но незаданный вопрос висел между нами. Где, черт побери, они были раньше?

— Почему… так долго?

— Карантин. — Она отвечала точно по инструкции. — Мы ждали разрешения.

Медсестра говорила так же уверенно и спокойно, как справлялась со своими прямыми обязанностями. Отвечая, она успела засунуть мне в ноздри ватные тампоны и заклеить их пластырем.

Тогда я впервые услышал это слово. В её устах, в таком контексте, оно утратило привычное, с детства знакомое мне значение.

— Карантин?

— Запретная зона для локализации заражения.

— То есть, вы спокойно наблюдали и выжидали все это время…

Она промолчала, но я и не ждал ответа: все и так было ясно. Какие ещё пояснения могли потребоваться? Я же много раз за эти три недели видел и слышал самолеты в небе. Это они и были: ждали, наблюдали.

— Давай-ка сядем, — сказала медсестра и помогла мне приподняться, подсунув под спину надувные подушки, затем вложила в руку какой-то приборчик с кнопкой, подключенный к капельнице. — Нажимай на эту кнопку, если станет сильно больно.

Мимо палатки прошел за территорию лагеря большой отряд военных: человек шестьдесят, не меньше. Некоторые из них были одеты в объемные серебристые костюмы, похожие на скафандры.

Что-то ярко полыхнуло. Штуки на спинах у «космонавтов», которые я посчитал баллонами с кислородом, оказались огнеметами: потоки красно — синего огня будут лизать улицы, выжигая машины и тела. Уборщики. Они станут уничтожать мусор и разбитые машины. Где-то в глубине проскочила мысль, что из-за огня все может начаться сначала: под действием высокой температуры оживут споры возбудителя или, ещё хуже, сработает затаившаяся ракета…

— Нет! — вырвалось у меня с содроганием.

— Всё в порядке, — привычно-спокойным голосом произнесла медсестра, расплывшись в ободряющей улыбке, и стала делать записи в карте, прикрепленной к моим носилкам. Думаю, работы ей предстояло порядочно, ведь она заносила туда мою историю, хоть и в её собственном истолковании. Время от времени женщина бросала короткий взгляд на телеэкраны, а затем кивала мне, будто желая сказать, чтобы и я смотрел туда. С экранов давали ответы на все вопросы: по крайней мере, на те, на которые я хотел знать ответы.

Вот показали Президента США в окружении генералов и журналистов. Проскочила мысль: а разве он не посещал с визитом Нью-Йорк, когда все случилось? Получается, ему удалось выбраться? Или это архивные кадры?

Я решился задать ещё один вопрос:

— Кто всё это сделал? Теперь-то вы должны знать?

— Зависит от того, в какую версию ты готов поверить.

Со своего места я плохо видел бегущую строку и успевал читать только обрывки: «…страны ЕС, Китай и Россия объединили усилия…». Затем видеоряд сменился, и появилось знакомая аббревиатура НИМИИЗа.