Адриан Чайковский - Псы войны

Изображение из камеры охранной системы: небольшая лодка пристает к бетонному берегу Вольера. Полицейские несколько минут спорят о том, что это значит. Кто-то решил навестить собачью конуру, но этот кто-то еще больше меня боится промочить ноги.

Мне нужно поговорить с Рексом, ведь скоро он узнает, кто в той лодке. После встречи с ним я уже меньше уверена в том, что он поступит правильно. То, что помогало нам прежде, теперь может нас угробить. Я пытаюсь повлиять на события, но этого недостаточно. В конце концов, Рекс думает самостоятельно, и я не могу вмешаться.

Я открываю канал с Патокой и рассказываю ей обо всем, а также о своем страхе. Она уже знает про лодку и ее владельца, гнилой плод в корзине.

«Ты придешь?» – спрашиваю я.

Сама я не хочу. Я представляю Патоку в клоунской академической мантии – через прямой компьютерный интерфейс она помечает документы, готовит лекции по биоинженерии для следующего поколения.

Документы, стенограммы, переписка администрации Корнелл-Теха с родителями, инициативными группами, правительственными агентствами по поводу опасений относительно нового ученого. И это рекламный трюк – приходите в Корнелл-Тех посмотреть на танцующего медведя! Вот только Патока – ученый, публикующийся в солидных журналах под тремя фальшивыми именами. Вот только Патока разбирается в предмете лучше, чем ее коллеги, и они лишь начинают это понимать.

Я говорю Патоке: «Это твое дело, так же как и мое. Если в Вольере возникнут проблемы, они повлияют и на твое положение».

Патока прекрасно это знает, но все равно не хочет идти, однако в конце концов я загоняю ее в угол и силой выдавливаю из нее согласие.

«Я его боюсь, – говорит она. – Боюсь самой себя, когда снова окажусь перед ним».

Вольер сегодня другой. Я думал, что во всем разобрался, но кое-что изменилось. Я выхожу наружу, слушаю, нюхаю, осматриваюсь и обнаруживаю невидимую перемену.

Я вызываю своих. Некоторые приходят, но кое-кто – нет. В чем дело? Никто из откликнувшихся на зов не знает. Я открываю канал с Максом. У него те же ощущения, хотя он потерял меньше своих. Я не сообщаю ему о собственном положении. Не стоит давать ему повод проверить нашу оборону.

Что бы посоветовала Патока? Мне хочется открыть с ней канал на том конце города, в университетском здании, но она может посчитать меня дурачком. Я представляю, как Патока подсказывает: что общего между теми, кто откликнулся и кто нет?

С помощью базы данных я составляю таблицу совпадений. И тут же их вижу. Все, кого я не могу найти, когда-то служили в «Редмарк».

Стряслось что-то ужасное. Я посылаю сообщение Патоке с отчетом о ситуации. Я думаю об Эллен Асанто и Марии Хеллен, люди они или нет? Чего она мне не сказала? Может, связаться с ней?

Но я решаю, что ей нельзя доверять. Командир здесь я. Мне и разбираться с проблемой.

Я иду на поиски пропавших членов стаи.

Наверное, я понял все еще до того, как на самом деле понял. Улицы на моей территории тихие и пустынные, но в моей голове присутствует голос и запах из другого места и другого времени. Сначала я бежал быстро и уверенно, но теперь крадусь по собственным улицам. Я боюсь, хотя и не могу учуять запах этого страха.

Я открываю канал с Патокой.

Канал Патоки: «В чем дело, Рекс?»

Мой канал: «Он здесь».

Канал Патоки: «Понятно».

Нет нужды в именах.

Мой канал: «Думаю, он будет на меня сердиться».

Канал Патоки:…

Мой канал: «Я боюсь».

Я могу признаться в этом только Патоке.

Канал Патоки: «Понимаю. Скоро буду».

Мой канал: «Нет».

А потом канал Патоки пропадает. Открывается новый, требуя моего внимания.

«Привет, Рекс. Иди сюда и поздоровайся. Нам многое нужно наверстать».

И координаты. Я уже близко. Может, почуял его запах, сам того не осознавая. Я велю стае передать это тем, кто еще не успел включить каналы связи. И сообщаю место, где мы все соберемся.

Мой канал: «Иду».

Меня переполняет страх, стыд и вина. Он будет на меня сердиться, и есть за что. Я был Плохим Псом.

Я ускоряю бег, теперь цель ясна, хотя я туда и не хочу. Я не хочу туда идти. Но он меня позвал, так что мне остается?

Я уже чую свою стаю, все собрались вместе, мы никогда так раньше не делали. Но у него нет встроенной в голову системы. Он может говорить и слушать, но он не член стаи. Он не один из нас.

Когда я прихожу на место, псы сидят и лежат на улицах и в бетонных коробках наверху. Некоторые воют. Он сидит в открытой коробке в конце улицы – просто лысый человек в темной одежде, но при взгляде на него я останавливаюсь как вкопанный.

Его зовут Джонас Мюррей. Харт называл его Муреной из Кампече, но для меня он всегда был Хозяином.

Мне хочется драться. Мне хочется бежать. Системы предупреждают об увеличении уровня стресса. Я вою, вою, вою, как давно уже не выл.

Другие псы нервно ходят туда-сюда и ерзают в ожидании моих приказов. Все они боятся Хозяина, даже те, для кого он никогда не был Хозяином. Но все-таки они знают – командую я. Они хотят посмотреть, как я поступлю.

И я медленно подхожу к Хозяину, стараясь высоко держать голову, не показывать неуверенности и страха движениями и походкой.

Хозяин откидывается назад и наблюдает за мной. Он похудел. На его коленях лежит штурмовая винтовка последней модели, как определяет база данных, из нее можно убить меня или любого из нас, но не всех сразу. Это не то оружие, которого все боятся.

Я открываю канал для стаи и разбираюсь в мешанине данных по мере того, как подхожу ближе к Хозяину. У него есть оружие, причиняющее боль ушам, он называет его свисток. У него есть власть, она записана в системе иерархии многих из нас, это человек, чьи приказы мы обязаны выполнять. Наверное, треть собравшихся псов должны выполнять его приказы. Они выполнят и мои приказы, ведь я командир. Я стою между ними и Хозяином. Иерархия – это цепочка старшинства.

И сейчас я стою перед Хозяином и стараюсь смотреть ему в глаза.

– Здравствуй, Рекс, – улыбается он. – Как дела? Ты по-прежнему Хороший Пес? Ты ведь мой пес, да?

Он вроде не сердится, но я жду вспышки ярости. Я помню, какими они были внезапными и резкими.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

Я хотел включить боевой голос, но вместо этого прозвучал добрый. Даже самому себе я кажусь слабаком.

– А где же еще мне быть? – Хозяин обводит руками весь остальной мир. – Ты удивишься, насколько даже одно обвинение в военных преступлениях может навредить карьере. «Редмарк» пошла ко дну, а мои умения сейчас никому не требуются. Все до сих пор размышляют, что делать с тобой и тебе подобными. Я знаю, к каким выводам они могут прийти, но все эти сладкодушные либералы только болтают, пока не столкнутся с неизбежным.