Дин Кунц - Тихий уголок [litres]

Когда Борисович раскрывает карты, сумма которых меньше десяти, и игра заканчивается, извещатель сообщает о неуместном вопросе, заданном членом клуба одной из девушек. Извещатель не подслушивает разговоров в комнатах наверху, но получает от девушек те вопросы и фразы, которые считаются потенциальным нарушением протокола. Сейчас прозвучало вот что: «А вам никогда не хотелось уйти отсюда?»

Услышав этот вопрос, Володин отрывает глаза от карт и встречается взглядом с Борисовичем.

Борисович пожимает плечами. Время от времени члены задают сомнительные вопросы, хотя ни один из них пока не вызвал серьезного происшествия.

Самое неприятное из всего, что случается, – это необходимость время от времени осуществлять ликвидацию. В остальном ничто не вызывает особых проблем. У него и Володина есть все, что нужно. Они счастливы. Трудности жизни остались позади. Они не думают о трудностях. И почти не помнят их. Не хотят помнить и поэтому не помнят.

Володин тасует карты.

Несмотря на исключительную красоту Лу Лин и ее явное умение владеть собой, испытываемое ею чувство беззащитности стало для Джейн почти таким же заметным, как ее красное шелковое одеяние. Девушка потеряна и одинока, но отрицает и то и другое.

А может быть, дело не только в отрицании и с ее разумом происходит нечто ужасное? Может быть, она совершенно оторвалась от действительности, не способна осознать свое положение и выразить истинные чувства?

– Лу Лин, как вы проводите время, когда нет посетителей?

– Я отвечаю за чистоту в моих апартаментах, но это не требует особого труда. У меня есть все удобства. Мои наниматели щедры.

– Значит, вам платят?

Лу Лин кивнула, улыбаясь:

– Мне платят добротой и всем необходимым, предоставляют убежище от уродливого мира.

– В «Аспасии» нет ничего уродливого.

– Нет, – согласилась Лу Лин. – Ничего такого. Это самое прекрасное место на земле.

– А когда вы не убираете, тогда что?

– Я готовлю себе еду, мне это очень нравится. Очень. У меня есть все кухонные машины, я знаю тысячу и один рецепт. – Она внезапно оживилась и хлопнула в ладоши, словно радуясь возможности приготовить что-нибудь для посетителя. – Фиби, позвольте приготовить для вас чудесный обед.

– Может быть, позже.

– Это хорошо. Хорошо. Вам понравится, как я готовлю.

– Вы убираете апартаменты, готовите. А что еще… когда нет посетителей?

– Занимаюсь физическими упражнениями. Я люблю упражнения. Внизу есть гимнастический зал со всем необходимым. У меня есть точное расписание, когда и что я должна делать. Я должна поддерживать в хорошем состоянии свое здоровье и свою внешность. Точное расписание упражнений и строгая диета. Я все выполняю. Не отлыниваю. У меня все прекрасно получается.

Джейн закрыла глаза и медленно сделала несколько глубоких вдохов. Она допрашивала серийных убийц, задавала вопросы об их самых жестоких желаниях и способах убийства, но этот разговор потребовал от нее такого нервного напряжения, какого она не испытывала раньше.

Ее преследовала навязчивая картинка – марширующие мыши на видео. Перед глазами стоял Ник, зарезавший себя своим боевым ножом, купающийся в собственной крови. Судьбу Ника, мышей и этой девушки определило пагубное применение эффективной технологии, которую Джейн представляла себе лишь в самом общем виде. И хотя люди, стоящие за этой схемой, этим заговором, этим образом нового ада, ставили перед собой хорошо понятные ей цели, у них были также намерения (для чего эти самоубийства?), которых она совсем не понимала.

– Хотите теперь коктейль? – спросила Лу Лин.

Джейн открыла глаза и отрицательно покачала головой.

– А другие девушки здесь? Вы их знаете?

– О да, они – мои друзья. Замечательные друзья. Мы вместе занимаемся в спортивном зале. Иногда вместе развлекаем какого-нибудь посетителя.

– И как их зовут?

– Девушек?

– Да. Как их зовут?

– А как бы вы хотели их звать? – спросила Лу Лин.

– Вы не знаете их имен, – сказала Джейн. – Вы не знаете, кто они и откуда. Верно?

– Конечно же, я их знаю. Они – мои друзья. Хорошие друзья. Замечательные. Мы вместе занимаемся в тренажерном зале.

– А бывает так, что вы смеетесь вместе с ними, Лу Лин?

На гладком, безукоризненном лице появились морщинки, но тут же пропали, как рябь в пруду от брошенного камня, – начали исчезать, не успев оформиться, а когда Лу Лин заговорила, пропали вовсе.

– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете, Фиби.

– Вы плачете вместе с ними?

Девушка кинула на нее понимающий взгляд. По обивке дивана зашуршал красный шелк – она переместилась ближе к Джейн и положила руку ей на бедро.

– Фиби, вам будет приятно сделать что-нибудь такое, чтобы я заплакала? В боли есть красота, в унижении – еще более яркая красота. В «Аспасии» нет ничего, кроме красоты, ничего уродливого, и я полностью ваша. Вы владеете мной.

Здесь, в этом темном дворце красоты, вдруг возникло нечто мерзкое, и Джейн поднялась с дивана, чувствуя дрожь отвращения и тошноту.

– Я вами не владею. Никто вами не владеет.

Извещатель получает от девушки сомнительные заявления, сделанные членом клуба, и передает их Борисовичу и Володину: «Я вами не владею. Никто вами не владеет».

Они откладывают в сторону карты. Смотрят на пистолеты, лежащие на столе, но не берут их.

– Это всего лишь член, – говорит Володин.

– Проникновения на объект не зафиксировано, – говорит Борисович, так как тревоги не было.

Насилие к членам клуба не применяется ни в коем случае.

Иногда член клуба привязывается к какой-нибудь девице настолько, что хочет стать ее единственным обладателем – или обладательницей – за стенами «Аспасии». Этого допускать нельзя. Члена клуба следует разубедить, предостеречь от неосмотрительного поступка. Другие члены, если они находятся здесь, должны побеседовать с ним или с ней и побудить изменить свое решение.

Но пока этот член, похоже, не сказал и не сделал ничего такого – не перешел порога, за которым требуется их вмешательство. Извещатель примет решение в соответствии со своей программой.

Когда Джейн поднялась с дивана, Лу Лин тоже встала и положила руку ей на плечо, словно желая утешить:

– Фиби, ничто из происходящего здесь не запретно. У вас есть свои желания, у меня – свои. И больше ничего.

Глаза девушки беспокоили Джейн, но не потому, что та смотрела на нее в упор, не потому, что ее взгляд был неподвижным и неглубоким, словно у куклы со стеклянными глазами, – он вовсе не был таким. Глаза Лу Лин напоминали блестящие темные озера, а взгляд был бездонным, как бездонна любая загадка, имя которой – человек. Но у этой глубины была одна особенность: казалось, в ней нет жизни, нет бесчисленных надежд, честолюбивых устремлений и страхов, мечущихся в глазах других людей, как косяки рыбы. Несмотря на всю их глубину, ее глаза были пустыми: океанская бездна, где давление губительно, жизнь встречается редко, а молчание утонувших нарушается очень редко.