Сергей Москвин - Пифия-2. В грязи и крови [litres]

Гончая заглянула в обнаруженную дыру и тут же отшатнулась, едва устояв на ногах. Она не отличалась брезгливостью, но у всего есть границы. В провале среди кусков рухнувшей бетонной плиты лежал, нет, скорее, сидел объеденный мертвец в разодранной, гниющей одежде, а у него на коленях, на груди – даже за пазухой! – и вокруг него лежали дохлые крысы. Десятки, если не сотни мертвых тварей!

– Че ты там увидела? – спросил Шахтер. Судя по его торопливым шагам, он спешил взглянуть на то, что обнаружила напарница. Гончая молча отошла в сторону, предоставив сталкеру возможность самому разбираться с обглоданным мертвецом и его компанией.

– Ага, – Шахтер заглянул в пролом, расчехлил свой топорик и принялся сбрасывать с трупа дохлых крыс. Некоторые из них, ударяясь о камни, разваливались на части, как комки грязи. Гончая закрыла глаза, чтобы этого не видеть. – Вот, значит, он куда подевался.

– Кто? – спросила она, не размыкая век.

– Второй охранник, который стерег твою дочь.

В тот же миг все изменилось. Прошли тошнота и головокружение, исчезли запахи разложения. Гончая вновь твердо стояла на ногах, и десяток-другой мертвых крыс, валяющихся вокруг, никак не могли повлиять на ее состояние.

– Это точно он? – требовательно спросила она у Шахтера.

– А то! – сталкер, похоже, оскорбился ее недоверием. – Форма та же, снаряга… а вот и оружие. – Подцепив топором покрытый плесенью ремень, он снял с плеча мертвеца висящий за спиной того короткий автомат.

Голова мертвеца сдвинулась в сторону, и Гончая увидела торчащую из шеи трупа железную иглу сантиметров пятнадцати в длину с какими-то перьями на конце. Что-то эта игла напоминала, что-то знакомое… или только похожее?

Наклонившись вперед, девушка легко выдернула иглу.

– Что это? – Гончая продемонстрировала находку Шахтеру.

Тот пожал плечами.

– В первый раз вижу. Думаешь, эта штука его убила?

– И не только его, – Гончая направила свой фонарь на раздувшиеся крысиные трупы. – Их тоже. Она отравлена…

Перед ее глазами замелькали сменяющие друг друга кадры: подтопленный перегон между Таганской и Пролетарской, закрытая железной решеткой боковая ниша, падающий в грязь штурмовик из личной охраны фюрера, торчащий из живота этого охранника заточенный электрод и выступившая на губах пена.

Так вот что напомнила ей эта находка – сбежавшего с охотничьего полигона дикаря-людоеда и установленный им самострел! Гончая не представляла, как может выглядеть самострел, заряжаемый такими короткими иглами, но на всякий случай внимательно осмотрела заваленную бетонными глыбами яму, где нашел свое последнее пристанище стерегший Майку охранник. Ничего здесь не было, никаких самострелов, зато Гончая убедилась, что по обломкам обрушившегося перекрытия можно выбраться из ямы в верхнее помещение. Она направила туда фонарь, но его луч потерялся в темноте.

– Что там вверху?

– Я ж тебе говорил: подвал, где твою дочку прятали, – ответил Шахтер, не прекращая своего занятия. Он продолжал внимательно рассматривать труп – чем-то тот его заинтересовал. – Глянь, у него штаны расстегнуты. Бедолага, видно, решил отлить в эту дыру, тут его и срезали. Может, даже прямо отсюда. Иголку-то ты у него из-под подбородка вытащила.

– Кто срезал?

– Ну… – Шахтер наклонил голову. – Тот, у кого отравленная иголка была. Но я, хоть убей, не пойму, как ею пользоваться. Если как нож метать, так не полетит – слишком легкая. Может, из лука? Тоже хрень. Для тетивы упора нет. Да и кто такие карликовые луки использует? Разве что гномы.

«Гномы, – повторила Гончая про себя. – Безволосые подземные гномы».

– Вот это место.

Угол, куда привел спутницу Шахтер, ничем не отличался от остальной части подвала: тот же строительный мусор, разбросанный повсюду, та же цементная пыль на полу. И никаких следов, кроме смазанных отпечатков крысиных лап. Вот месяц назад, когда сталкеры искали в подвале пропавшую Майку, здесь было полно следов. А может, и нет, судя по тому, что они не сильно усердствовали.

– Здесь он лежал.

Гончей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что сталкер говорит не о ее пропавшей дочери, а о погибшем телохранителе Стратега.

– С пеной на губах?

Шахтер повернулся к ней.

– Откуда знаешь?

– Рассказали. Стрелы в теле не было?

– Ничего не было, отвечаю. Только пена изо рта и почерневшие вены на половине лица, будто черная паутина.

– Повтори! – Гончая вспомнила черную сетку кровеносных сосудов на теле погибшего Гулливера и, когда сталкер повторил последнюю фразу, утвердительно кивнула. – Стрела была, только ее вынули.

– Кто же это сделал?

– Тот или те, кто похитил мою дочь.

Голос ее звучал ровно, но внутри все разрывалось от боли, потому что она помнила не только самострел, выбрасывающий смазанные ядом заточенные электроды, но и порубленное на куски тело, и насаженную на вертел человеческую руку с откушенными пальцами.

Дочь машин плохая. Мясо вкусное.

«Если они и Майку… если ее тоже… если…»

Дыхание остановилось. Все поплыло перед глазами и закружилось вокруг в ускоряющемся вихре.

А потом Гончая увидела дочь и содрогнулась от ужаса. Перед ней стояла не ее единственная и любимая Майка, а разложившийся, обглоданный крысами детский труп. Скелет с остатками плоти! Труп повернул к ней голову и его скалящийся рот произнес:

– Не узнаешь меня, мамочка?

Он говорил ласковым Майкиным голосом, хотя то, что Гончая видела перед собой, вообще не могло говорить! У мертвой девочки отсутствовала шея, и череп держался лишь на одном позвоночнике, а сквозь обнажившиеся ребра виднелись обрывки гниющих внутренностей, в которых копошились жирные белые черви.

«Ты не моя дочь!» – закричала или только подумала Гончая. Но скелет услышал ее.

– Что ты, мамочка, – широкий оскал черепа, очевидно, должен был означать улыбку, – посмотри получше. Это я. Просто немного изменилась, пока тебя ждала. Почему тебя так долго не было? Или ты больше не любишь меня?

Гончая замотала головой. «Нет… Нет!.. Нет!!!»

– Обними меня, мамочка, – мертвец вытянул перед собой костлявые руки и сделал шаг навстречу. – Я так долго тебя ждала. Обними, и мы снова будем вместе. Вместе, навсегда.

Гончая попятилась, но гниющий труп каким-то невообразимым образом оказался рядом.

– Иди ко мне, мамочка. Обними и… поцелуй.

Череп разинул зубастый рот (пасть!) и потянулся к ней. В лицо Гончей дохнуло таким смрадом разложения, что ее ноги подкосились. Бетонный пол внезапно исчез из-под ног и…

– Ты чего творишь?! Глаза разуй! Сейчас бы шею себе свернула!

Гончая послушно открыла глаза, но увидела только сердитое лицо Шахтера, и еще почувствовала, что лежит… нет, скорее, висит у сталкера на руках.