Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Порадовалась бы за других. Они тебе тоже просто так платят. Переключать голограммы и дурак может! И потом народ в массе туп. Они не способны понимать суть действия, им важно, как это для них выглядит и удовлетворяет ли их мелочным интересикам. Некоторые даже сути своих просьб понимать не способны. Не говоря уж про искусство. Вот, кстати, документы на квартиру. — Шут вынул из внутреннего кармана свёрнутые в трубочку листы.

Юлька потянулась к бумагам. На помятом от пьянок лице с корявенькой фиолетовой татуировкой молнии, разветвляющейся от виска на щёку, появилась робкая улыбка.

— Получилось? — тихо спросила она и забубнила. — Чертов братец, недоделанный революционер, хоть что-то от мудака осталось…

— Давай к делу. — Отдав было ей документы, Шут отдёрнул руку, помахав бумагами перед носом.

— А чего к делу. Я его ещё в школе знала. Дурной был по характеру, но нормальный пёс, в принципе, высокий, шерсть чёрная, так и лоснилась. А ещё у него фишка такая была, да и сейчас в принципе есть — он в разговоре очень вежливый всегда, манерный. Потом он пить стал много. Я тоже, как бы, пью, но я хоть работаю! А этот бухал, да всё в криминал лез, к Министру хотел пойти. Да только они наваляли ему, он год потом хромал. А потом, отца его убили. Он вообще в бутылку влез. Друга нашёл себе слона. Ходили как два бомжа, в дранине, пьяные, грязные. А потом встретила его и охренела — череп собачий на голове, жилетка из костей сшитая. Это, говорит, отец мой, это в память о нём…

— А потом, что было? А потом? — передразнивал её Шут.

— А потом он в гаражах начал порядки наводить. Сервис крышевать стал. Чужой кто в гаражи сунется — палицей в голову. Слон, тот вообще псих. Он одного по все рядам гонял и насмерть забил. Руками, ногами топтал и ревел дурниной громче, чем тот, кого убивал. Тварь свою нашли где-то. Он же безмозглый, их паук-то! Недоразвитый! Их бояться весь дом стал, но он своих не трогал. Наоборот, обращайся, говорит если что. И вот, когда меня из водоканала уволили, до того, как Серёга меня в своё дело взял, я как-то с ним выпивала. Мы за домом сидели, а тут они подошли. Слон в капюшоне своём замотался, рядом стоял, вонял. Мне кредиты-то нужны были, я возьми, сдуру и спроси: не знаешь, кому карты нужны. Думала, связи у него там. Генка череп этот свой на затылке поправил, смотрит на меня своими глазами чёрными. Спросил, чего за карты. Со мной, говорю, один работал. Всю подземку излазил, карт куча у него. Ищет, кому продать, кто поможет — в долю возьмёт. А червяк, он же какой — сам говорить с чужими не любит. Да и поймёт не каждый. «И чего», — спрашивает, — «много денег?». Я объяснила, что помещения там бесхозные, под склады подойдут. Он головой покачал, говорит: «Да нет, кому это надо?». Только червяка нашего синего больше никто с тех пор не видел.

Всё было понятно. Шут усмехнувшись, отдал ей бумаги и встал сзади кресла, когда она начала читать. Сами, значит, решили подзаработать, а аннелидоида давно грохнули. Юлька, недоумевая, вертела бумаги в руке и, повернувшись к Шуту, воскликнула:

— Это чё? Это же сценарий?

Вместо ответа он схватил её за затылок и, когда она попыталась вырваться, толкнул стул в предварительно открытый им электрощит. Она не успела ни вскрикнуть, ни понять, что сейчас умрёт. Выпивающую, неустроенную в личной жизни, потерявшую всё, что они с братом заработали, Юльку по прозвищу Электричка убила энергия, к которой она работала всю трудовую карьеру. А что? Шут любил злую иронию. Юлька повелась на глупое обещание вернуть отнятую государством квартиру. Бестолковая женщина, которую всю её жизнь деятельный брат вытягивал из алкогольного болота легко поверила в подобную халяву. Сказала бы спасибо, что Шут не любит пытать людей, а ищет более весёлые способы добычи информации. Такая уж у Юльки была судьба. Все-то её обманывали. А всё потому, что она не понимала сути своих действий.

В этот момент в актовом зале посередине спектакля погас свет. Темнота наполнилась возмущенным воркованием голубок. Затем гулко рассмеялся мужчина и раздался злобный женский крик: «Да ети-же вашу мать!».

Чуть позже убийца возвращался в подземное убежище их банды по узкому тёмному тоннелю, опираясь рукой на покрошившуюся кирпичную кладку. Он издалека услышал голоса своих подельников, они о чём-то спорили. Только вот как-то странно разговаривал их так называемый «босс». Шут придумал себе несколько догадок, одна смешнее другой, и вошёл в освещённую единственной лампой в решётке комнатушку, издавая свой фирменный поросячий смех. Валет и измазанный в машинном масле Палач стояли у столика с оружием, картёжник показывал на замершего у больших ржавых труб Ястреба:

— Не рассчитана у него на это программа! Посмотри сам иди, как он этот проход заделал! Там Крэ пролез бы! Сам иди, стой там и управляй им, подождёт твоё чудовище это! — Валет кивнул в сторону соседней комнатки.

— Нет у наф теперь никакого Крэ! Фами фправляться долвны! А кода я вфё там доделаю, никакой Крэ и нувен не будет! А ты фули рвоф? — злобно прошепелявил Германов Шуту.

— Ты чего это? Налетел всё-таки хавалом на топорищи свои? — указав на валяющийся на столе дробовик, спросил тот вместо ответа.

— Это он в полёте язык прикусил, — усмехнулся Валет. — Летим, я ору, а сам думаю: вот какой у нас старший-то стойкий! Молчит, сощурился только как-то странно, под маской-то не видать!

— Нашёл я карты, — сообщил Шут.

— Форофо, вавтра добудем, — довольно покивал Германов. — До вофтосьных тоннелей долевем и ваодно пофмотрим, докуда пуфтоты идут…

— Я в пустоты чё-то не хочу лезть. Кто-то же поисковиков прирезал! — запротестовал шулер. — Вот восточные — это тема!

— Собаки почти весь центр облазили, рано или поздно и про восток узнают. Всего-то ты боишься! Ты у нас не Валет, а какая-то Дама! Хэ, Хэ! — Вот и картёжник получил свою порцию глупого юмора. Валет со злостью глянул на измазанное в пудре рыло. Их с Шутом взаимоотношения странно колебались от какого-то странного взаимопонимания, до обычной неприязни. Снова прожевав злобу и не желая ввязываться в заведомо проигранный обмен колкостями с психопатом, шулер попытался сменить тему разговора, спросив у Германова, много ли ему осталось доделать.

— Профеффор хорофый найти, — ответил тот. — И топор.

— Пропади ты со своим топором! — обречённо выдохнул Валет и пошёл спать.

Сэр Баскервиль проснулся солнечным утром, примяв послюнявленной лапой торчащие клоки чёрной шерсти. Сер Баскервиль позавтракал контрафактной тушёнкой «Смоленская радость». Он подозревал, что в неё добавляют мясо дохлых мутантов-коров, но ему было всё равно. Он бы съел и собаку, несмотря на то, что сам был высокой костлявой антропоморфной собакой. Сер Баскервиль надел коричневые штаны по колено, жилетку из рёбер, напялил собачий череп на голову, прикрепил к поясу самодельную булаву с покрытым вмятинами свинцовым шаром. Обуви мутант не признавал. Такой вот странный был сэр Баскервиль мутантской современности! Выйдя из дому, на площадке между этажами он встретился со своим товарищем. Слон, наверное, снова встал до рассвета, а может и вовсе не ложился спать. У Проповедника вообще не было распорядка дня как такового. Спал он, когда хотел и где хотел. Сегодня он мог и не стоять под дверью с флягой сивухи, однако стоял. Сэр Баскервиль распорядок ценил. Он выпил лишь один стакан. Таков он был, его распорядок: стакан с утра, стакан в обед, два вечером. Сэр Баскервиль не хотел же спиться, в конце концов! Потом он обошёл свои владения. В трёх рядах низких гаражей за небольшим болотцем было всё спокойно. Слон где-то отстал и исчез. Сэр Баскервиль проверил своих подопечных. Коричневые инсектоиды-муравьи, в количестве шести голов, исправно трудились в своём автосервисе. Их искалеченная матка внимательно следила за работой с высоты своего кресла-каталки на гусеничном ходу. Сэр Баскервиль пришёл в свой «офис», коим являлся большой заброшенный гараж с вечно открытыми покосившимися ржавыми воротами. Офис располагался отдельно от других боксов на окраине болотца, перед ним была ровная круглая песчаная площадка, со следами разворачивающихся там автомобилей. Под потолком большим ребристым светло-коричневым шаром висел спящий Летун. Валяющийся у самого входа труп Троглодита сегодня вонял ещё сильнее. Сэр Баскервиль не знал, почему так называли его бывшего собутыльника, низкого серо-зелёного круглоголового рептилоида. Правда теперь голова его была не совсем круглой, а с глубокой вмятиной от палицы посередине. Надо бы велеть Летуну убрать Троглодита, надоело через него преступать, а с другой стороны — пусть лежит. Пусть все знают, что нельзя… А чего, собственно, нельзя? Сэр Баскервиль почесал голову под шапкой-черепом. Пусть просто видят и боятся! Вскоре к сэру Баскервилю прибыли посетители.