Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

Из открытых ворот тащило трупной вонью так, что Палач с товарищами почувствовали её, стоя на другом конце площадки. Из гаража вышел высокий тощий мутант-пёс в костяной жилетке и, уперев руки в бока, вопросительно кивнул головой. Германов толкнул в бок Шута, говори, мол.

— Вон, дурак пусть скажет, — кивнув головой в сторону Валета, сказал тот.

— Ты у нас дурак, ты и говори, — огрызнулся картёжник, но, по нахмурившимся глазам под красной маской, понял, что вести базар придётся ему.

— Чем могу, уважаемые? — спросил пёс, подойдя чуть ближе.

— Ты Гена? — поинтересовался Валет.

— Я не Гена, а сэр Геннадий Баскервиль, — гордо изрёк маммолоид.

— Соболезную, — хрюкнул Шут. Мутант оставил его реплику без внимания.

— А ты знаешь, кто мы? — спросил Валет и объявил после вопросительного кивка. — Мы новая власть в городе!

— Ааа! — пасть пса растянулась в ухмылке, обнажив недостаток доброй половины зубов. — А я так сразу-то и не понял! Категорически прошу простить. Только вот незадачка одна: приходили до вас джентльмены, тоже называли себя новой властью. Только вот в чём дело…

— Я вот этой самой палицей, — похлопал сэр Баскервиль себя по боку, — гнал их до самого их крутого джипа. А потом ещё долбил по задней двери, когда они нас спешно покидали. А выглядели они посолиднее вас.

— Крутой ты, как четыре вместе сваренных яйца!

— А ты-то чего молчишь, а Палач? Или думал, не признаю, коль ты анфас свой красным колпаком закрыл. — Взяв в руки свою свинцовую дубинку, сэр Баскервиль кивнул в сторону гниющего Троглодита. — Один тоже вон молчал. Стакан выпил, и молчит сидит. Я его спрашиваю: «Чего молчишь?». Он в ответ: «Да так, задумался». Я ему: «Чего-то много думаешь, умный, что ли, слишком». Он: «Да какой я умный? Такой же дурак!». Я ему: «Какой? Это я, по-твоему, дурак?». Он подрывается: «Да чё ты начал, а?». Я в ответ: «Ах, я начал? Я начну сейчас!». Он два удара ещё стоял, а на третий уже конечно стоять не мог.

— Слушай, напугал. Вот это история! — Шут пригнулся и начал подходить к псу поближе. — Оно может так и не заметно, но я вот прямо сейчас в штаны насрал.

— Не с того мы начали разговор, — констатировал Валет доставая из-за пояса пистолет. Палач взял в руки свой дробовик с лезвием. Дело шло к избиению этого несчастного «дворянина». Он тоже это понял, поднял дубинку над головой и сказал:

— Действительно, беседа не клеится. Только вот пошатнутся стены Иерихона от рёва трубного!

Бригада Германова недоумённо переглянулась, пытаясь уловить смысл последней реплики, но тут, со стороны идущей вдоль болотца дороги, действительно раздался трубный рёв. Шлёпая по грязи, оттуда быстро приближалась какая-то большая бесформенная фигура. Это был мутант-слон с тёмной синеватой кожей, покрытой редкими торчащими в разные стороны чёрными волосинками. Тело прикрывала лишь грязная набедренная повязка. Он перепрыгнул через большую лужу, разорванный надвое коричневый плащ с откинутым капюшоном развевался за ним, как два кожаных крыла. Грузно приземлившись между собакой и бандитами, слон грозно расставил руки, воздел к небу огромную голову неправильной формы и, кружась на месте и обводя всех присутствующих безумным взглядом глубоко посаженых глаз, громко заорал:

— Да пошатнутся стены Иерихона от рёва трубного! И пожнёте бурю от посеянного ветра, тщетно замыкающие двери вы, досель смотрящие в окна!

В довершении ко всему этому безумию, за бандитами, откуда из пустоты утреннего голубого неба, упал здоровый коричневый тощий арахнид и стал медленно подниматься во весь рост, упираясь в землю непропорционально длинными тонкими изломанными в суставах лапами. Мутант был похож на растопыренную корягу: длинное и тонкое тело с овальной головогрудью, верхние свисающие над двумя парами чёрных глаз четыре конечности в полтора раза длиннее четырёх нижних. Откуда он свалился было непонятно, ибо рядом не было ни одного строения выше гаражей. Валет водил пистолетом от одного мутанта к другому, Палач целился в голову слона, Шут начал отступать. Вмиг они оказались в окружении. Угрожающе понизив голос, сэр Баскервиль предупредил:

— Подумай ещё раз, Палач, зачем ты сюда пришёл.

— Ва картами, я внаю, фто они у тебя, — грозно прошепелявил он в ответ. Был у него ещё один козырь и, похоже, слон тоже его заметил. Он замолк, долго смотрел в небо, а затем подошёл к псу.

— Смерть с небес поразит глупцов, — тихо сказал он Геннадию, затем повернулся к бандитам, примирительно подняв короткие толстые руки. — Пируют нечестивцы, узрев сражение праведников!

— Ну, как ты, наверное, понял, — сказал сэр Баскервиль, — Просто так я тебе их не отдам. Стволами вам особо никого не напугать. Мой друг Проповедник не особо здоров психически, мой подопечный Летун не имеет нашего с вами разума и с одного выстрела вам ни того не другого не угомонить. Так что, джентльмены, жду конструктивных предложений.

— Ты денег хочеф? — спросил Палач.

— Германов, а откуда у тебя деньги? Это ты меня не знаешь, но я-то тебя отлично помню. Ты по зиме краденые машины в наш автосервис пригонял, а теперь, вдруг, «власть».

— А откуда у нас всё? Откуда у нас связи? Почему нас легавые ищут? А конкуренты исчезают, как тот же Министра сынок? — ответил за Палача Валет.

— Я подумаю. И при следующей встрече, джентльмены, скажу, сколько для вас эти карты будут стоить.

Посетители ушли, сэр Баскервиль и товарищи ушли в свой пропахший разложением офис. Летун заполз обратно под потолок, досыпать. Проповедник начал рыться в груде пустых бутылок. А вдруг чего осталось в одной? Снова чуть не споткнувшись о труп при входе, пёс спросил у своего сумасшедшего друга:

— Ну, а ты чего думаешь?

— Смрад смертельный — знамение для жизнелюбивого, — изрёк слон.

— Да я не про это! Стоит с ними о картах говорить?

— До них приходили гордецы со страхом в глазах. Я предрёк им гибель мира их, ибо мир, что зиждется на страхе — есть колосс на ногах глиняных. Ныне приходили дураки. Но в их глазах я страха не узрел.

Сэр Баскервиль задумался. Действительно, очень уж они были самоуверенны. И потом, розыск, смерть Министра, его сына, Себека. Всё это было удивительно. Сэр Баскервиль сделал определённые выводы.

Свой единственный выходной старшина Бао проводил с семьёй на заднем дворе своего низкого частного дома с плоской крышей. Маленькие дочери валялись на лужайке, пытаясь греть на солнце свои красно-коричневые чешуйчатые организмы. Они вертелись и недовольно бормотали из-за того, что небо начало потихоньку затягивать серой пеленой облаков. Жена сидела на крыльце перед голографическим зеркалом и обрабатывала шрамики, оставшиеся после удаления бугристых наростов на массивной голове. Чжуна смешили её попытки следовать за модой. Хоть наждаком по себе пройдись, а всё равно не будешь гладкая и грациозная, как модели-змеи. Такие уж они, шинизавры, получились — мясистые и бугристые. Хотя, на змеек-то он периодически поглядывал. Больше его раздражало, что все эти модные течения коснулись и его. Поэтому, вместо того, чтобы уплетать свою любимую сырую говядину, он жарил её для дражайшей супруги и дочек на специально для этой цели купленной дорогущей печке. Люй потом обсмеёт. Скажет: «Чего, чего ты делал? Барбекю? А чего так — последние зубы перестали жевать?». Тем более что процесс шёл тяжело: первую партию он превратил в чёрные головешки, за второй он уже смотрел, но всё рано передержал. А потому что нечего тут! Нашли повара! Срочный вызов с работы он воспринял со странной смесью раздражения и облегчения. Он побежал в дом, надевать спецодежду и брать свой автомат. Он уже шёл к приехавшей за ним машине, когда на крыльцо вышла жена и, шутливо ругаясь, крикнула вслед: