Сергей Королев - Земля живых [сборник]

Оставив винтовку, тихо спустился вниз. В руке мачете – оружие безумца, отбросившего страх смерти. Если у него и есть шанс – то он только в быстроте и внезапности.

Сделав широкий круг, зашел группе в спину.

Они были слишком беспечны, эти бесы, вышедшие на зачистку территории от «лишних». Это давно, еще до Выключения, в рейнджеры попадал отборный человеческий материал. Парадоксально, но умение достигать предела своих возможностей, не бояться рисковать – все это как-то связано с пониманием собственной смертности. На подвиг шли те, кто понимал: второй попытки не будет.

У бесов не так. Слишком ценят они себя, свою вечность. Даже самые подготовленные из них никогда не пойдут на неоправданный риск. В этом есть резон: они великолепно экипированы, отлично стреляют, и их всегда больше, чем потенциальных жертв. Им наверняка сообщили: у «лишних» появилось оружие. И теперь они просматривают местность с помощью беспилотного дрона – вон он завис над пустым убежищем, из которого ненавязчиво торчит ствол крупнокалиберной винтовки.

И именно поэтому они меньше всего ждут нападения одного-единственного безумца с мачете в руках.

В броне рейнджера почти нет уязвимых мест. Кроме тыльной стороны ног, не прикрытой щитками, и щели между шлемом и бронежилетом. А потому придуманная на ходу тактика Грешника была проста: короткий, перерубающий сухожилия удар по ногам и следом удар в шею.

Так он снял зазевавшегося часового, не справившегося с задачей прикрытия тыла. Его слабый вскрик заглушило бульканье хлещущей из шеи крови. На пыльный асфальт упала штурмовая винтовка. Это был еще один шанс завладеть автоматическим оружием.

Но от вида крови, казалось бы, бессмертного врага у Грешника сорвало башню. Бессмертные тоже могут умирать – а значит, просто обязаны последовать за миллиардами уничтоженных ими людей. И это звериное чувство мести оказалось вдруг сильнее инстинкта самосохранения. Словно в мозгу сгорели последние предохранители разума.

У него не было шансов – если включить холодную логику беса. Но он был смертным – и шел умирать. Убрав часового, он ворвался в самый центр строя и бросился на ближайшего, увешанного оружием и амуницией, затянутого в броню врага. Этого он успел прикончить тем же приемом, еще одного лишь срубил с ног, следующего же достать не успел – бесы шарахнулись в стороны и залегли, ожидая стрельбы со стороны нападавшего. Ответные пули пришлись по броне их же собственного раненого товарища, оравшего благим матом. Грешник прикрылся все еще живым бесом, выглядывая из-за его плеча и прикидывая, как поступить дальше. Стрельба врагов захлебнулась: жизнь беса слишком ценна – даже для других бесов.

– Пусти! – хрипел раненый. – Все равно сдохнешь!

– Я бессмертный! – вырвалось у Грешника. Он тут же расхохотался своему нелепому заявлению. – Да, я бессмертный!

Враги, между тем, поняли: оружие этого психа – всего лишь клинок, опасный одной лишь внезапностью да в ближнем бою. Но теперь бояться нечего. Рейнджеры выбрались из укрытия и стали приближаться, окружая Грешника, с намерением добить его в упор. А может, хотели поближе разглядеть диковинного зверька из радиоактивной пустоши. За спинами рейнджеров стояли охотники: в своей бесовской иерархии они были куда выше и предоставляли зачистку простым исполнителям.

Наверное, у Грешника действительно поехала крыша. Он отбросил свое последнее прикрытие – раненого – и медленно поднялся, держа окровавленный мачете в отведенной руке. Он продолжал улыбаться, вдруг ощутив, как это сладко – улыбаться в лицо самой смерти.

Враги неторопливо подошли на несколько шагов, когда он издал звериный вопль – и бросился в последнюю атаку. Он размахивал мачете, уже не понимая: неужто его руки обрели силу бога, а клинок – остроту молнии? Бесы падали один за другим, словно по волшебству, хотя им вроде бы ничего не стоило растерзать беззащитного смертного на части.

Грешник не видел, как с трех сторон по рейнджерам били Пастор, Шкет и даже Йохан, подобравший автомат у зарубленного Грешником беса. Враги так и не поняли, откуда пришла смерть, – все произошло слишком быстро.

Последнего снял Шкет – и тот повалился лицом вперед, придавив своим телом Грешника.

Бой стих. Но Пастор продолжал напряженно озираться:

– Где-то остался еще один. Я видел его – но он исчез из поля зрения…

– И Лапа пропала! – проговорил Йорик.

– Да бросьте, это победа! – совершенно по-детски радовался Шкет. – Понимаете? Мы сделали их! Мы, люди, сделали бесов!

Последний охотник тихо взбирался на холм из бетонного мусора, где заметил характерный блик оптического прицела. Там он увидел ее – свою винтовку, оставленную сначала им самим, а затем крысой, посмевшей прикоснуться к благородному металлу.

Привычно приник к оружию, открыл затвор, хмыкнул: этот недоносок оставил в магазине патроны! Тем хуже для него и его безмозглых приятелей. Заняв позицию, бес стал наблюдать, как этот мешок с костями выбирается из-под убитого рейнджера.

Охотник зло рассмеялся, взял человечка на прицел. Выстрелил – нарочно рядом, чтобы гаденыш увидел брызги бетона и успел ощутить страх неизбежного. Но тот отчего-то не стал бросаться наземь, бежать и скулить от страха. Более того, он выпрямился, огляделся и закричал:

– Давай же! Стреляй! Я плевать хотел на твои пули! Это не ты, это я бессмертный!

Лицо охотника дернулось. Ненависть – плохой помощник в охоте. Но этот крысеныш должен поплатиться за все содеянное. Припав к прицелу, стрелок с яростью сдернул с головы противогаз – запотело стекло. Палец коснулся спускового крючка.

– Сдохни! – прошептал бес.

Грянул выстрел – и пуля снова ушла «в молоко». Но на этот раз охотник остался равнодушен к промаху: из его затылка торчала оперенная стрела. За спиной беса тихо появилась черная фигура девушки с луком в руках.

Даже у богоподобных бывают неудачные дни.

Услышав свист пули над головой, Грешник расхохотался. Выпрямился в полный рост, раскинув руки, стряхивая кровь. Прокричал:

– Мне плевать на твои пули! Слышишь? Я не боюсь смерти! Потому что ты – всего лишь бес, а бессмертный я! Я бессмертный!

Если бы я мог смотреть на часы, было бы проще. А может, и нет – наверняка минутная стрелка ползла бы со скоростью обкурившейся черепашки, провоцируя желание расколотить чертову тикалку о камень. Когда считаешь сам, это хотя бы отвлекает. Один, два, три… 598, 599 – и глоток. Зеленый чай теплый, почти горячий, под этим солнцем нагревается все, даже сквозь ткань и слой набросанного сверху песка. Впрочем, фляга – это ерунда. Главное, чтобы не разогрелись патроны. Кто знает, при какой температуре захочет бабахнуть в «беретте» гильза 22-го, с ее тонкой скорлупкой? Уж точно не я. А если это случится, те, двое, услышат. Нас разделяют всего три дюжины ярдов и полуобвалившаяся стена.