Роман Корнеев - Мятеж

И тут в кают-кампании раздался дружный заливистый смех. Причём Превиос заливалась ничуть не слабее ирна. А Ковальский опять почувствовал себя глупо.

— Бедный, он так и не понял!

— Не понял чего?

Отсмеявшись, гости снова примерили знакомые маски — наивного любопытства и холодной самоуглублённости.

— Простите нас, астрогатор, нечасто услышишь что-либо действительно смешное, грех не воспользоваться, ведь смех помогает размыкать кольцевые сигналы префронтальной коры, вы знали?

— И всё равно я не понимаю, что в моих словах такого смешного.

Превиос молитвенно сложила ладони.

— Вот смотрите, этот квадрант субсвета занимает приблизительно полтора кубопарсека, какова, по-вашему, вероятность, что мы свалимся дайверам с «Джайн Авы» буквально на голову?

Ковальский попытался прикинуть, и получилась какая-то безумно ничтожная цифра.

— И что это значит?

— А значит это, что, видимо, и они, и мы стремились попасть в одну и ту же точку. И нам на самом деле никто не мешал это сделать.

— Вероятно, так и было, хотя судя по состоянию остатков их саба, этим троим под конец было не до выбора точки проецирования.

— То есть вы понимаете, что выбрасывались они вслепую.

— Да, понимаю, я не идиот.

— Ну так сделайте ещё одно логическое усилие и проведите анализ до конца.

Ковальский задумался. Два крафта несутся по дипу, судорожно унося ноги от ярости глубиннико…

— Получается, что мы оказались в одной точке неслучайно, по сути, у нас не было другого выбора.

Превиос для верности пару раз показушно хлопнула в ладоши.

— Именно.

— То есть вы предполагаете, что мы тут как в ловушке?

— Это мы ещё посмотрим, но анализ топологии дипа в последние мгновения перед обратным проецированием явно указывал на локальную седловину, что, вообще говоря, пока не имеет точных объяснений, исключительно теории разной степени правдоподобия, причём все эти теории бессмысленны без предположения о существовании физических объектов негативной массы покоя, что до сих пор не наблюдалось.

— И о чём это говорит?

— Что пресловутый «фокус» всё-таки может оказаться банальным — или не банальным — феноменом топологического пространства, к артефактам субсвета отношения вообще не имеющим.

Ковальский начал понемногу догонять.

— То есть мы искали всё это время обычную яму, и теперь, по очереди, два крафта благополучно в неё угодили, так?

— Мы этого не знаем.

— И сможем ли мы, например, отсюда выбраться, мы тоже не знаем?

Снова пожатие плеч.

— Можно прямо сейчас попробовать дать команду кволу на прожиг в сторону «Тсурифы-6», энергии в накопителях у нас на шесть таких прыжков, только это вы меня только что обвиняли в том, что я — тормоз прогресса.

Ковальский устало потёр лицо. Этот разговор явно начинал ходить по кругу.

— Я и не предлагаю прямо сейчас сворачивать операцию, но мы сюда вроде как зачем-то прибыли? Это исследовательская миссия?

— Да.

— Так почему астрогатор должен вытаскивать эту невероятную тайну из вас двоих клещами?

— Вы могли в любое время просто спросить, если вам было так любопытно.

Так. Вздохнуть поглубже, успокоиться. И когда он успел так завестись?

— Превиос, душечка, я, кажется, догадалась, чего от нас хочет астрогатор Ковальский.

— Внимательно слушаю.

— Он пытается нам объяснить, что если миссия исследовательская, то должны быть какие-нибудь исследования, — звучный смешок. — Лемма Грошева [127] Лемма Грошева — шутливое утверждение, формулируется так: если треугольник равнобедренный, то это треугольник. , как у вас говорят. Но мы сидим тут и ничего не исследуем. Астрогатор, я всё адекватно донесла?

— Более чем, — буркнул Ковальский, стараясь не сопеть оскорблённо носом, дурацкий свист на вдохе, дурацкие пересохшие пазухи, дурацкий климатизатор.

— Вы предлагаете двигаться дальше, не тянуть резину, или как там это говорится.

— Ну конечно!

— Квол, полный обзор!

Она щёлкнула пальцами и стены кают-кампании тут же воспроизвели черноту окружающего «Эпиметей» пространства, даже в отпопулированном состоянии, насколько хватало точности приборов, станцию сейчас окружало вопиющее ничто.

— Куда конкретно вы предлагаете спешно выдвигаться?

— Но у вас же… погодите, бакен передал точные координаты триангуляции. И это не то место.

Превиос лениво махнула поблескивающей ладонью и в недрах визуализации послушно зажглась точка.

— Вот эти координаты, расстояние — чуть меньше двух световых минут, если точнее, один-девяносто-пять тика в направлении Рукава Стрельца.

— И что же нас сдерживает? Давайте уже проделаем это!

— Вы не видите, что нам сдерживает?

— Да нет же! Там пусто!

— Именно, ни в указанной точке, ни где бы то ни было в пределах квадранта ничего до сих пор не обнаружено.

Ковальский задумался.

— Но если мы подойдём поближе…

— И тоже ничего не обнаружим, тем более что за прошедшее со времени триангуляции время банальное вращение диска Галактики успело сместить эту точку вот сюда.

Мигнул ещё один маркер.

— И там тоже пусто.

— То есть мы просто сидим и чего-то ждём?

— «Эпиметей», как вам должно быть лучше меня известно — это уникальный по своим возможностям исследовательский инструмент с фантастической точностью детекторов как в гравитационно-топологическом, нейтринном, так и в электромагнитом слое реальности, и все его усилия сейчас направлены на поиски каких бы то ни было артефактов, аномалий или небесных тел в пределах досягаемости, нам же остаётся просто ждать.

— Понятно.

Ну вот, Ковальский опять чувствует себя глупо и ему можно отсюда со спокойной душой убираться.

Астрогатор поднялся, оправил китель, коротко поклонился гостям, и направился к выходу.

— Эта, погодь.

Ковальский невольно попятился назад вдоль вновь окрасившейся в белое стеночки.

На пороге стояли трое.

Если бы самолично Ковальский не помогал сервомехам принимать и идентифицировать тела из раскуроченного отсека «Джайн Авы» перед отправкой их в лазарет, он бы не догадался, кто из них кто, так они были похожи сейчас друг на друга.

Иссиня-чёрные лица, изломанные фигуры, красные от кровоизлияний, а у кого и попросту незрячие глаза за стальными накладками, мешком висящие на практически голых костях полупрозрачные медицинские робы — что ещё они могли отыскать около саркофагов.

Но куда больше этих троих объединяло в тот момент другое.

Лютая ненависть, смешанная с бесконечным презрением на лицах.

— Ты тут, что ли, командир?

— Дежурный астрогатор Михаэль Ковальский.

Его словно обшарили с головы до ног и признали никуда не годным.

И опять Ковальскому стало стыдно, за свои белоснежные лацканы, за свои жалобы на сухость воздуха.