Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

— Какой налог?

— Специальный, одноразовый. На войну. С еретиками.

— Чешскими?

— А есть другие? — опять поморщилась Дзержка. — Налог установили господа на рейхстаге во Франкфурте. У кого доход превышает две тысячи гульденов, тот должен заплатить гульден, у кого меньше — полгульдена. Каждый оруженосец рыцарского рода должен дать три гульдена, рыцарь — пять, барон — десять… Духовные лица должны выложить пять от сотни своего годового дохода, такие же, но без дохода, — два гроша…

Шарлей показал в усмешке белые зубы.

— Об отсутствии доходов, вероятно, заявляли все духовные. С только что упомянутым вроцлавским епископом во главе. А сундучок-то пришлось поднимать четырем крепким мужикам. Да в эскорте я насчитал восьмерых. Кстати, странно: такой значительный вес охраняет столь немногочисленный отряд.

— Эскорт меняется, — пояснила Дзержка, — по всей трассе. На чьей территории собирают, тот владелец и поставляет охрану, потому в данный момент их так мало. Это, Шарлей, как с тем переходом евреев через Красное море. Евреи перешли, египтяне еще не подоспели…

— А море расступилось. — Шарлей тоже знал этот анекдот. — Понимаю. Ну что ж, Дзержка, давай прощаться. Благодарю за все.

— Поблагодаришь через минуту. Сейчас я прикажу выбрать тебе лошадку. Чтоб не пришлось топать пехом и были какие-то шансы, когда тебя нагонят преследователи. Только не думай, что это из милосердия и от доброго сердца. Вернешь деньги при возможности. Сорок рейнских. Не морщись. Цена — как для брата. Должен благодарить.

— Я и благодарю, — улыбнулся демерит. — Благодарю, Дзержка. От всего сердца. На тебя всегда можно было рассчитывать. А чтоб не получилось, что я только брать горазд, пожалуйста, это презент тебе.

— Кошели, — холодно отметила факт Дзержка. — Неплохо. Серебряной нитью вышиты. И жемчугами. Весьма приличными. Хоть и фальшивыми. Но почему три?

— Потому что я щедрый. И это еще не все. — Шарлей заговорил тише, оглянулся. — Понимаешь, Дзержка, мой спутник, юный Рейнмар, обладает некоторыми… Хм-м… Способностями. Весьма необычными, чтобы не сказать… магическими.

— Э?

— Шарлей преувеличивает, — отмахнулся Рейневан. — Я медик, а не магик.

— Вот-вот, — подхватил демерит. — Если тебе понадобится какой-либо эликсир или фильтр… Любовный, допустим… Афродизияк… Чего-нибудь для… потенции…

— Для потенции, — повторила она задумчиво. — Хммм… Пожалуй, пригодилось бы…

— Вот видишь. Ну, что я говорил?

— …для жеребцов, — докончила Дзержка де Вирсинг. — Я с любовью сама управляюсь. И вполне лихо обхожусь без помощи чернокнижников.

— Попрошу утенсилии [177] письменные принадлежности ( книжн .). , — немного помолчав, сказал Рейневан. — Я выпишу рецепт.

Лошадкой оказался тот самый гнедой palefrois , которого они нашли на просеке. Рейневан, предсказаниям лесных колдуний вначале в общем-то не доверявший, теперь глубоко задумался. Шарлей же вскочил на коня и быстро объехал площадь. Демерит проявил очередной талант — управляемый твердой рукой и сильными коленями гнедой шел как по струнке, красиво поднимая ноги и высоко держа голову, а в непринужденно элегантной позе Шарлея даже самый крупный знаток и мастер конной выездки не нашел бы, к чему придраться. Конюхи и кнехты из эскорта захлопали в ладоши. Даже сдержанная Дзержка де Вирсинг причмокнула от восхищения.

— И не знала, — проворчала она, — что это такой кавалькатор [178] от итальянского cavalcata — кортеж, составленный из наездников. . Да, талантов ему не занимать стать.

— Верно.

— А ты, родственник, — повернулась она, — будь поосторожней. Охота идет на гуситских эмиссаров. За чужаками и пришельцами сейчас особо следят и о подозрительных немедля доносят. Потому что кто не доносит, сам подпадает под подозрение. Ты ж мало того что чужой и пришлый, так вдобавок твое имя и род стали известны в Силезии, все больше людей прислушиваются к слову «Белявы». Придумай себе что-нибудь. Назови себя… Хммм… Чтобы имя осталось то же самое, но тебя не путали ни с кем… Пусть будет… Рейнмар фон Хагенау [179] Рейнмар фон Хагенау был известным немецким поэтом XII века. — Примеч. автора. .

— Но, — усмехнулся Рейневан, — это же имя известного поэта…

— Не привередничай. Впрочем, времена сейчас трудные. Кто помнит имена поэтов?

Шарлей закончил демонстрацию езды коротким, но энергичным галопом, остановил коня так, что во все стороны прыснул щебень. Подъехал, заставив гнедого так вытанцовывать, что снова вызвал аплодисменты.

— Удалой шельмец, — сказал он, похлопывая жеребца по шее. — И резвый. Еще раз благодарю, Дзержка. И будь здорова.

— И вы тоже. Да храни вас Бог.

— До свидания.

— До встречи. И дай Бог, в лучшие времена.

Скрытый в лесу монастырь они услышали еще прежде, чем увидели, потому что он вдруг заговорил глубоким, но мелодичным колокольным звоном. Прежде чем звон утих, окруженные стеной строения неожиданно проглянули красными черепицами среди листвы ольх и грабов, глядящихся в зеленую от ряски и полушника зеркальную гладь прудов, лишь временами нарушаемую расходящимися кругами, признаком того, что здесь обитают крупные рыбины. В камышах квакали лягушки, крякали утки, плескались и покрякивали камышницы.

Кони шли шагом по укрепленной дамбе меж рядами деревьев.

— Вот, — показал Шарлей, приподнимаясь в стременах. — Вот и монастырчик. Интересно, какого устава. Известное двустишье говорит:

А здесь кто-то полюбил болота, пруды и дамбы. Хоть скорее всего это любовь не к прудам и дамбам, а к карпам. Как думаешь, Рейнмар?

— Я не думаю.

— Но карпа бы съел? Или линя? Сегодня пятница, а монахи звонили на нону. Может, почествуют обедом?

— Сомневаюсь.

— Почему и в чем?

Рейневан не ответил. Он глядел на полураспахнутые ворота монастыря, из которых выскочила пегая лошадка с монахом в седле.

Сразу же за воротами монах пустил пегую в галоп — и это кончилось скверно. Хоть лошадке далеко было до скакуна или dextrarius’ a копьеносцев, тем не менее она оказалась горячей и норовистой, а монах — судя по черной рясе, бенедиктинец, — отнюдь не отличался ловкостью балаганного наездника да вдобавок уселся на гнедую в сандалиях, которые никак не хотели держаться в стременах. Отъехав, может, с четверть стояна, гнедая лошадка брыкнулась, монах вылетел из седла и покатился в вербы, сверкая голыми икрами. Гнедая брыкнула снова, заржала, довольная собой, и легкой рысью направилась по дамбе в сторону обоих путников. Когда пробегала мимо, Шарлей схватил ее за поводья.