Александр Нагорный - Плач Стали

Накладываю чёрную стрелу и в отчаянный рывок… дорожка, как говорят танкисты – в три шага резко замедляюсь, разворачиваюсь, натягивая лук. Беру на прицел просвет между деревьев, четверть удара сердца, выстрел. Лук за спину уже на разгоне, меч из ножен. Лунный блик на стали, стрела по оперение входит в лосиное бедро.

Ноги подломились, страдальчески изогнув спину, великан с галопа рушится на плечо, перекатывается, хруст шеи. Я уже в трёх шагах, копыта лося в агонии пинают небеса, трагически медленно туша заваливается набок, безвольно вытягиваются ноги, холодно смотрю в тускнеющий глаз, на клочья пены на черных губах, фигурных ноздрях.

Меня обступают серые тени. Первым взмахом вскрываю лосю горло, выпускаю кровь из артерий. У меня очень хороший меч, нет необходимости кромсать тушу клыками. Вспарываю утробу, отсекаю ноги, вырезаю стрелу. Вскрываю грудину, беру свою часть – ещё живое сердце – отхожу от добычи.

Старшая степенно приблизилась, блеснула глазами, одобрила – дети насытятся ценой на редкость малых усилий. Открывает пир торжествующим воем, волки радостно подхватывают – стая обрела охотника, молодняк сумеет выжить, окрепнет, стая будет жить!

На этом торжественная часть закончилась, начался сам пир. Волки меня совсем не удивили – я и не представлял, чтобы эти звери дрались из-за мяса. Всё происходило по-волчьи, то есть вразрез с расхожими представлениями.

Первыми к туше подошли молодые волки, и пока не наелись, волчицы не шёлохнулись. Матёрые клыки самым естественным образом разобрались по дозорным позициям, готовые отшить незваных гостей, привлечённых сладким кровавым запахом.

Я сидел рядом со «своими», а у ног моих сочилось кровью лосиное сердце. Я знал, что это моё – доля убийцы, и мог уже жрать как молодой, но немного стыдился, смущался и, в конце концов, я не пацан какой-нибудь!

Отобедав, волки расходились с вечеринки по лёжкам и логовищам, вот и настала наша очередь. Мы подошли к пиршественному столу, теперь уже никто бы не рискнул приблизиться к нам – не оспаривай волчью долю. Я поднёс остывшее сердце к губам, втянул ноздрями аромат… голова закружилась, внутри разверзлась пропасть, в глотке заклокотал рык, зубы сами вонзились в плоть. Я работал челюстями, захлёбывался блаженством и как дурак механически повторял про себя, что это сон, в лесу и ночью, да и пофиг вообще – грррр!

Боец и Чуня проводили меня на полдороги и, как заведено у волков, просто исчезли, не прощаясь. Возвращался я неспешно, приятно уставший, отяжелевший той плотоядной сытостью, с которой порой засыпал со Светой в обнимку.

Прошёл мимо дозоров, что таращили невидящие глаза в предутренний лесной морок, на секретной поляне слегка задержался. Кожу на лице сковала кровавая корка, по идее следовало умыться хотя бы снегом.

Глупое, смешное положение. Стоял и думал, что если это сон, умываться ни к чему, нет ничего. Но если это реальный сон, я от снега могу проснуться и слегка свихнуться – это просто не может быть реальным! С другой стороны проснуться с окровавленной моськой совсем не камильфо, могу напугать Свету и опять же свихнуться.

Решился умыться, и ничего особенного не произошло – всё тот же сон. В приподнятом настроении пробрался в землянку, осторожно вернул оружие на место и сам нырнул к Свете под бочок. Она улыбнулась во сне, забросила на меня ручку. Я тоже вроде бы сразу уснул. Немного портила настроение мыслишка – как же я уснул во сне? Вдвойне что ли уснул? Или… да не, ну нафиг!

* * *

Утром Света меня еле разбудила, и весь день я проходил задумчивый. Странный сон не отпускал воображение. Даже матушка встревожилась, что это, Горик, плохо кушаешь? Пришлось давиться неожиданно опостылевшей кашей. Как я ни улыбался, Светлана не сводила с меня внимательных глаз.

Ну, не совсем ещё получается вызывать лук – иногда не отзывается, будто спит, коряга корягой. Взял себя в руки, собрался, и к концу дня всё, вроде бы, нормализовалось – на тренировках с мечом показал стабильные результаты, в работе инструмент и утварь на ноги не ронял. С наступлением ночи с блеском прошёл особенно придирчивую Светкину проверку. Когда уснул… понятно, началось то же самое.

Попытался сменить программу, фигушки, – волчья песня не оставляла шансов. Только и смог полежать немного, размышляя, что это что-то новенькое в сновидениях, неизбежное, как контекстная реклама. Серьёзно, о чём бы ни пробовал думать, сверху списка оказывался вчерашний сон. Ладно, думаю, может, со временем надоест, а пока нет смысла бороться с собой…

На третье вот такое радостное утро в землянку вошли необычно торжественные мама и Остромысл. Я оглянулся на Свету, та сделала строгое лицо, даже нахмурилась. Я совсем растерялся, а она встала, сняла со стены колчан, вытряхнула на постель стрелы. Пожимаю плечами – я ведь даже во сне их сразу чистил. Мама и кудесник прикипели к ним взглядами. Ну, что в них такого? Обычные волшебные стрелы, эка невидаль!

– Покажи лук, – потребовал кудесник. Я не сразу осознал, что обратился он ко мне! Ничего не понимая, встал, вынимаю из чехла… да что за чертовщина?! Черные изгибы матово сверкнули в свете лучины. Он был таким только во сне, я что, ещё сплю? Или это не сон?

– Это не сон?! – вырвался возглас.

– Сон, – угрюмо сказал Остромысл, – рассказывай, что тебе снилось… лунатик.

– Охотился с волками. – Глухо проворчал. Вот и весь рассказ, расписывать подробности не счёл нужным, да и не просили.

– Неудивительно, что всё казалось сном, если всерьёз, легко слететь с катушек, – глубокомысленно изрёк Остромысл, пытливо заглянул в глаза, – точно ещё не слетел?

– Да как сказать-то? – пожал плечами, – вот ты, Григорий Петрович, сам-то понял, что спросил? То-то!

Он грустно улыбнулся.

– Согласна, вопрос сей непрост, потому давайте пока отложим, – подала голос матушка. – Меня смущает иное – какие волки охотятся по ночам?

– Ночные? – робко предположила Света. Остромысл и мама резко к ней обернулись. Светлана смутилась, – а что такого? Я не знаю, могут же быть ночные волки?

Мать покачала головой. – Ох уж мне эти молоденькие ведуньи! Лишь бы поскорей наставницу со свету сжить, всё им и так ясно! Что тебе о них успела рассказать бабушка?

Света виновато потупилась. – Ну… они хорошие… да и так же было видно!

– Ага, как Горик, да? – без улыбки уточнил Остромысл.

Света глянула с вызовом, – Да! А вот с тобой не всё ясно! Может, они тебя жрать при нас постеснялись?!

Мама легко согласилась. – Может. Это не совсем звери, вы, кажется, угадали. Волки и Горик одного поля ягодки… Сыночек, это необычные волки! – она бросила на меня виноватый взгляд.

– Да ты что! – Не смог сдержаться. – Только мне-то какая разница? Я ж о волках вообще ничего не знаю!