Александр Нагорный - Плач Стали

Тётушке Смерти незачем самой махать косой, да и нет у неё никакой косы, я это точно знаю. Одни помощники Остромысла побежали ловить поросят, другие в оцеплении встречали разбегающихся в панике зверей рогатинами.

Подошёл Остромысл, протянул ножны. – Ты как, в порядке?

Благодарно кивнул, спрятал меч. Не удержал досадливый вздох. – Ну, вот ты опять начинаешь!

– Я в смысле – отпустило или таращит ещё?

– Не ссыте, Григорий Петрович, я Дубровский, – пытаюсь разрядить обстановку.

– Дубровский? Фамилия твоя? – искренне удивился колдун, я аж обернулся к нему. Вроде, не притворяется… А! Он же действительно из другого мира! Уточняю, – так ты и про Пушкина не слыхал?

– Откуда ты знаешь о Пушкине? – дядька вытаращил на меня глаза, я снисходительно улыбнулся. Он проворчал, – впрочем, это совпадение, конечно, у каждого свой Пушкин.

– И свой Дубровский, – заметил я дурацки глубокомысленно. Огляделся по сторонам. – Может, поедем уже обратно, твои, чай, сами справятся?

– Пешком дойдём, лошадки все заняты, – деловито прогудел Остромысл.

– Пойдём. – Направляюсь за ним в лес. Снег набивается в лапти, валенки ещё не изобрели. Босиком ловчее, да не побегаешь так далече… гм, в полном сознании. Причина устроенного побоища уже не кажется такой уж пустой. Впрочем, тема всё-таки неприятная, затеваю отвлечённый разговор. – Вот скажи мне, кудесник, любимец богов. По факту мужички устроили хрюшкам геноцид, а я убил всего троих. Какого ж хрена они на меня даже взглянуть стесняются?

– Ты, конечно, думаешь, что такое производишь геройское впечатление. Успокойся, они тебя и не видели вовсе, – ответил тот небрежно. – Вообще никогда не видели, понятия не имеют о твоём существовании.

– Да как же так? Я ж вот почти только что тут…

– Только что на их глазах я вышел к стаду, воздел посох и воззвал к богам, дальше ты знаешь…

– Вот ты культовый деятель! – не скрываю насмешки.

– Сам тащусь, – усмехнулся колдун. – А чего тебе надобно? Славы?

– Даже не знаю. – Об этом я ещё не думал, но какой мальчишка откажется от славы? Даже если он и не мальчишка уже, то есть почти…

– Я знаю – будет тебе слава, только не как истребителя мирных травоядных…

– Если что, я веганов недолюбливаю.

Дыхание Светланы стало размеренным, девчонка уснула, как всегда, не поблагодарив. Засыпая сам, раздражённо подумал, что достаточно за день сгубил живых душ, ещё и ночью заниматься этим будет лишним. Серых братцев жалко, набегаются без меня, а с другой стороны им полезно, вдруг привыкнут к лёгкой жизни, разбалуются.

Да и не очень это важно, поразило открытие – мне, оказывается, необходимо этим заниматься. То есть приходится убивать не из чувства справедливости, даже не потому, что это так здорово… вернее, нравится – потому что подкатывает, припирает, как ломка.

По идее с этим нужно что-то делать, бороться как-то, регулировать. Но сколько в прошлой жизни прослушал разных лекций о зависимостях, везде повторялось – попытки регулировать дозу обречены, есть лишь один способ – только полный отказ. Ага, три раза! Да я только ради этого пришёл сюда! Значит что? Значит, скачи оно конём, один пень убьют когда-нибудь, а вернуться к прошлой жизни…

Вот и весь выбор – бросить Свету, забыть маму, наплевать на хитрого колдуна, предать братцев… себя самого, отказаться от себя и вернуться в исходную точку, ничего не поняв, даже не запомнив. Даже не представляю, как тут меня должно припереть, чтоб решиться на такое!

На этой оптимистической ноте уснул и проспал вообще без сновидений до самого утра. На завтраке Остромысл долго мялся, подбирая слова, наконец, решившись, официально объявил, что нам пора. То есть встали и в добрый путь, а мужиков-охотников он приведёт чуть позже с гостинцами и подарками, должен же кто-то пошить сапожки и курточки.

Я потребовал ботинки, желательно со шнуровкой, Света нахмурилась, но не нашлась, что возразить. Бедная девочка, кажется, впервые столкнулась с грамотно составленными формулировками, простого-то вранья должна была уже наслушаться.

Я разрядил напряжённость напоминанием, что она, вроде бы, хотела покататься на волке, так это никак не получится в присутствии посторонних без печальных для них последствий. Да и мне лень всю дорогу отводить мужикам глаза от собственной персоны, меня же не существует, как домовых, леших и прочих суеверий.

Мама в сердцах ладонью врезала мне по губам! Глаза буквально пылали гневом, она задохнулась возмущением. Впервые ударила сына! За неумную шутку… значит, очень неумную, и не совсем шутку – припомнил реакцию Остромысла на похожую фразу. Но он-то только предполагал, а мама… знает? Я заметил его очень заинтересованный взгляд, сам вполне естественно смутился, даже покраснел, прошептав, – прости, мама.

– Ступай. Прощу, когда поумнеешь, – ответила неприступная ведунья ледяным тоном. Мы со Светой поклонились ей в ноги, я прихватил за узел заботливо собранный мамой заплечный мешок, выкатились вон. На ходу накинул лямки, догнал Свету.

Она уходила, не оглянувшись, с твёрдой спиной. Ещё бы – при ней мужа наказали, как мальчишку, саму, как маленькую, обманули, по виду стало ясно – девочке важно не зареветь. Так и пошёл чуть позади и сбоку, лишь обозначив присутствие. Сопел мирно и не пытался заглянуть ей в лицо.

Когда отошли от урочища подальше, решился позвать братцев. Легко, одним воспоминанием вызвал в себе симпатию, попробовал почувствовать тоску, одиночество… не вышло, да и ладно – запрокинув голову, выдаю вой с прискуливаньем…

– Чего орёшь? – Света резко остановилась, наградила насмешливым взором.

– Волков зову, не мешай, – резковато ответил.

– А! – протянула, кивнув. – Оглянись.

Гм. Ясно, почему не получилось вызвать тоску… я же их чувствовал и не понял! Интересно, сколько они уже за нами идут?

– Не грусти, только что подошли, – ответила Света на молчаливый вопрос, пока, умильно поглядывая, приближалась пятёрка серых знакомцев. Просто окружили нас, Боец шутливо боднул меня в бок, вот и все приветствия.

Светлана взглянула с вызовом, пора уговаривать свободный народ послужить моей царевне. Положил Бойцу ладонь на холку, ничего умнее не придумалось. Тот ошарашено ко мне обернулся. Блин, снова его удивляю!

Делаю строгое лицо и глажу его с наглой рожей. Братец выдал неуверенный рык, как бы извиняясь – ведь так положено волкам. Я нарочито ничего не понимаю, он оглянулся за поддержкой к Старшей. Волкам отчаянно интересно, уставились, Чуня аж башку склонил по-собачьи набок. Подхватываю Светлану на руки и бережно опускаю на спину Бойца. – Только держись!

У Бойца, бедняги, чуть глазки не лопнули, волка как парализовало. Срываюсь с места в галоп, – а ну, за мной!