Александр Нагорный - Плач Стали

На хозяек было больно смотреть, мне пришлось приложить все душевные силы, чтоб не выпасть из образа – чувствовал себя последней сволочью, кем на тот момент и являлся. Вся моя волчья натура возмущённо рычала – нужно просто разграбить поселение, никого не унижая! Зверя во мне тошнило от гуманизма, сил придавала одна мысль, что нужно думать о будущем своих людей, ведь я человек!

Приказчики приводили встревоженных тёток и дедов, я жёстко, не выбирая учтивых оборотов, вводил в курс и ставил перед выбором. Заносчивые горожане не сразу могли сообразить, что там плетёт этот дикарь… и уползали сломленными холопами по жизни. Да мне и дела-то особенного не осталось, их уже надломила цивилизация, когда Правда вырождается в право – ни одного лесовика просто не представляю на их месте!

Нужные настроения чёрной проказой расползались по городу, уверен – все они спешили запереть дворы, предупредить соседей… а то и не предупреждать, а занять на недельку деньжат или ещё чего-нибудь. Наконец, Хорь обслужил, а добры молодцы проводили последнего клиента, все, не сговариваясь, нацелили на меня задумчивые взоры.

Пора мне… краски потускнели, контуры съёжились, как на чёрно-белой фотографии над свечой, сквозь почерневшую бумагу прорвались языки пламени, обожгли, укололи, запылала кровь.

– Вот и ладушки, пойду я теперь до боярина вашего или как его там? – собственные слова прозвучали, будто из-под толщи вод. Вспышка ослепила, опустошила, очистила сознание, за окнами раздался первый истошно-жалобный собачий вой. Вот ведь, а раньше они выли не из-за меня! Или из-за меня? В том числе, так сказать, хех!

– Боярин у нас вечевой старшина, – пролепетал побледневший Хорь, – а боярин он всегда был, изначально. Выбрали вот в старшины, так у нас и старшинствует.

– Знаешь такого Свояту? Он кто у боярина? – снимаю меч со спины, выпускаю лезвие, ножны, как обычно, на пол.

– Приказчик его, купчина, – Хорь отвечает со всею готовностью.

– Точно не холоп?

Тот замотал мордой. – Советчиком стал недавно за разумение заморское. В младости хаживал много в страны закатные с отцом, да акромя науки мало что досталось ему от родителя, вот в приказчики взяли за учёность. От той науки вон – даже псам тошно, опять боярин казнит кого-то по его наущению.

– Пойду-ка, гляну, да и вы подходите за мной к боярскому терему, – говорю от дверей.

На тесных улицах стало многолюдно, жители спешили на звонкий стук вечевого била. Лица угрюмы, косые неприветливые взгляды. Иду, вроде бы, как все, что так на меня озираться? Ну, одет легко, может по бедности? А что с мечом на плече, так по Правде на вече зовут только вольных, холопам оружие в городе запрещено.

Мне вот странно, что народ безоружен, а если по принципиальному вопросу возникнет дискуссия? Видимо, спорить с властями здесь уже давно охотников нет, а смотрят на меня раздражённо, как на представителя несистемной, да ещё и вооружённой оппозиции – другой тут просто быть не может.

Городок небольшой, всё рядом, скоро вышел на площадь, заполненную народом. На неё ведут три улочки, по периметру пространство ограничено городским тыном с запертыми воротами, да высокими заборами дворов, лишь из одного терема выходит богатое крыльцо. На нём стоят какие-то люди в высоких меховых шапках и шубах, особенно выделяется один, наверно, сам боярин. На десять шагов вокруг крыльца пусто, в оцеплении упитанные горожане при бердышах.

В центре площади по всему видно, что давно уже установили помост, на нём возвышаются два столба с перекладиной, и верёвка с неё свисает. На помосте разглядел Светку, Свояту и ещё пару бородачей в кольчугах. Пробираюсь поближе, не прикладывая никаких усилий – люди расступаются, смотрят уже с интересом.

Стучать перестали, над толпой понёсся голос Свояты. – Жители славного пригорода новоградского Обвального! По приговору вечевого старшины, за нанесение тяжких увечий ближнему боярскому холопу Тишке холопка моя Светка сей час будет повешена в назидание и для торжества…

Я вышел в первый ряд, дальше просто так не пройти – оцепление с бердышами. Звонко прерываю оратора. – А суд-то когда?

Вокруг меня прибавилось свободного места. Своята поперхнулся и задал естественный вопрос. – Ты кто такой?

– Я муж Светланы! – кричу задорно. – А ты, псина худая, брешешь – она не холопка! Мы вместе пришли требовать честного боярского суда за обиды…

Договорить мне, конечно, не дали. Своята рявкнул. – Взять!

Ко мне кинулись, и не их вина, что не преуспели – просто восприятие запаздывает. Мог бы и щадить, но они ведь продали уже свои жизни, став наёмниками. Легко смещаюсь за спины, одним широким махом жало перечеркнуло две шеи сзади под шлемами. Головы потешно поникли на грудь, повисли на остатках кожи.

Резко в сторону, пропуская лезвие бердыша, пока боец в полупоклоне, левой опираюсь на его плечо, подпрыгиваю ногами кверху. Мужик рефлекторно разгибается, в прыжке переворачиваюсь.

Вот я и на помосте спиной к Светлане, взъерошила волосы на затылке. Лицом к Свояте, глаза в глаза, слова не нужны, я же обещал убить эту мразь быстро – остриё пробило кольчугу, сердце, снова кольчугу – фонтаном брызнула кровь, опять, блин, уделался!

Двое бородачей успели выхватить мечи, да призадумались, и было отчего. Светлана не просто так дала мне подзатыльник, выхватила из чехла лук. Волшебное оружие проснулось, отозвалось, Света послала стрелу через всю площадь.

Вырвав лезвие из груди, успеваю обернуться, проследить её медленный полёт. Чёрная молния, игриво изгибаясь, как на подиуме дефилирует над публикой. Люди её, конечно, не видят, это моя лишь особенность – задолго до финиша, гулкий удар сердца, я знал, куда она вопьётся. Зумом приблизил удивлённые боярские глаза, переносье пробивает наконечник, стрела входит в мозг, крошит затылочную кость и останавливается. Боярин начинает заваливаться навзничь.

Время возвращается к нормальному течению, оборачиваюсь к бородачам. Один задумчиво смотрит на мой меч, другой на Свету, уже наложившую на тетиву новую стрелу. Возобновляю разговор. – Так когда же суд, почтенные?

Мужики растерянно переглянулись, бросили мечи в ножны. Один сделал участливое лицо. – А по какому вопросу суд интересует, молодые люди?

– Из-за бесчинств, учинённых в селении нашем боярскими холопами! – провозглашаю, чтоб слышали на площади.

– А меня по боярскому попущению хотели обесчестить! – Зло выкрикнула Света. – И чуть не повесили!

– Ну, не повесили же! – развёл руками другой бородач.

– Значит, вам к старшинам надо, вон туда, – первый махнул рукой на богатое крыльцо, – а мы тут казним только.

– Хорошо, – спрыгиваю с помоста.