Николай Бахрошин - За пять минут до

Теперь о «дырах» в теории генной памяти. Ни одна научная или наукообразная теория без них не обходится, и данная – не исключение. Здесь, например, совсем не объясняется роль души. А ведь эта субстанция, весящая, как уже установлено теми же материалистами, 9 грамм, играет в человеческой жизни роль гораздо значительнее своего физического веса.

Возражение второе. Как я уже поминал, реинкарнация не происходит в строгой хронологии летоисчисления, прямое подтверждение тому – воспоминания людей, которые уже жили в будущем. Таким образом, теория последовательной передачи генов теряет здесь один из своих краеугольных камней – а именно последовательность.

Понимаю, что данный тезис требует не голословного утверждения, а доказательств. Пользуясь случаем, выражаю здесь огромную благодарность моим помощникам, в первую очередь – нашей Еве, Евгении Барышевой, владеющей несколькими языками, и Анатолию Фомину (хм, очень владеющему языками…) Ребята всерьез поколесили по миру и собрали несколько десятков «воспоминаний о будущем». От самых разных людей, не связанных между собой, из разных уголков земного шара… Нет-нет, не думайте, что мы носились по миру и собирали впечатления сумасшедших, соря деньгами. Напоминаю, что могу сопоставить чужие рассказы с собственным опытом. Мои помощники (а правильнее сказать – соавторы и коллеги) тоже постепенно научились отбирать зерна от плевел. Кроме того, в данных исследованиях вполне можно положиться на старый добрый метод сравнительного анализа. Если в исповедях разных, незнакомых между собой людей вдруг начинают совпадать детали и черточки… Словом, понятно.

Закономерный вопрос – если память передается с набором генов, как чемодан с книгами, откуда знания о будущем? Итак, мы приходим к выводу, что, при всей логичности, объяснение реинкарнации как сохранения у потомков генетической памяти предков далеко не все объясняет.

Возражение третье. Кто сказал, что реинкарнация – чисто человеческое явление? Нет, я не о животных. Хотя, уверен, и с ними было бы интересно поговорить об этом, если иметь возможность коммуникации. Но я о тех сущностях, которых называют богами, демонами, духами, словом, созданиями нематериального мира. Как мне удалось установить и отчасти доказать, они тоже подвержены реинкарнации. Они, которые настолько не материальны, что в их существовании сомневается преобладающее большинство человечества.

Позднее реинкарнации божественных и демонических сущностей будет посвящена отдельная глава данной рукописи, тема обширная, интересная и малоизученная. Пока же просто ссылаюсь на этот факт в качестве опровержения материалистической теории. Существуют ли гены и хромосомы в нематериальном мире, скажем так, в мире чистых энергий, где процессы идут совсем по-другому? Ох, сомнительно… А реинкарнация, тем не менее, существует!»

К авторитету Коме мы двинулись сразу после предупреждения участкового, как только полицейская машина скрылась за поворотом улицы.

Расположившись на заднем сиденье, я быстро задремал и дороги почти не видел. Ева не изменила своей лихой манере вождения. Приоткрывая глаза, мне оставалось успокаивать себя древним понятием «кисмет». С восточным фатализмом спится спокойнее, особенно на скорости под 150 км.

Неплохо выспался. Очнулся часа через два, уже перед жильем криминального авторитета. Где-то в окрестностях древней Твери, несостоявшейся столицы Руси. Этим можно было себя утешить, что проспал город – не состоялась же. Да и неловко, честно говоря, смотреть в глаза тверичам после похода царя Ивана. Как-то тогда получилось… излишне резко. Хотя им тоже стоило бы поумерить амбиций. Из Московии – да, но нечего было сразу хвататься за топоры и дубье и переть, как быки на ворота, прямо на самопалы и сабли людей государевых…

Ладно, дело прошлое, вздохнул я, разглядывая авторитетный замок. Назвать иначе этот ночной кошмар архитектора не поворачивался язык. Кирпичный трехметровый забор с зубцами и ложными бойницами, башни, башенки, эркеры, флюгера, завитушки, вычурные балкончики чугунного литья. При общей массивности и несомненной дороговизне просматривалось в этом сооружении нечто мультяшно-аляповатое, словно ребенок взял карандаш и дорисовал к первоначальному проекту всяких «красивостей».

Покажи мне свой дом, как говорили древние.

Охранник долго и бдительно допрашивал нас через переговорное устройство – кто такие, откуда, зачем и по какому поводу. Судя по долгим паузам в разговоре, одновременно докладывал о нас наверх.

Понимая правила игры в бдительность, мы отвечали подробно и терпеливо. Наконец, поступило распоряжение пропустить Багоркина и еще кого-нибудь. Одного, не больше.

– Альберт Петрович, сходим?

– Обязательно. Когда еще выпадет…

Сопровождаемые строгим охранником в мрачном костюме, мы прошли по мощеным дорожкам, полюбовались на ряд аккуратных сосенок и натуральные валуны почти натурального водопада перед бассейном.

Богатая жилплощадь – сам теперь домовладелец, могу сравнивать. И кто придумал странное выражение, что честно жить выгоднее? Соврал автор, в любом историческом периоде и при любой власти ложь и обман приносят в разы превосходящие дивиденды. Так мир устроен.

Кабинет авторитета располагался на втором этаже. Охранник постучал и приоткрыл перед нами дверь, изобразив стальную улыбку. В смысле, показал металлические коронки. Мы расценили это как приглашение.

Кабинет оказался под стать замку – смесь хай-тека с антиквариатом. Сам хозяин был принаряжен в нечто красно-плюшевое с золотыми висюльками – то ли пижама, то ли парадно-выходная форма венгерских гусар. Впрочем, глянув внимательнее, шутить по этому поводу не хотелось. Тяжелые, выпирающие кости запястий и щиколоток, развернутые прямые плечи, широкая плоская грудь сходит треугольником к тонкой талии. Тугая шея перевита венами, лицо – острое, глаза – цепкие. Не мускулистый, а жилистый, не ловкий, а резкий… Опасный человек, это сразу чувствуется. Работа такая.

– А, Багор! Вот уж кого не ждал, того не ждал… Заходи, дорогой, заходи! А с тобой кто?

– Альберт Петрович, если позволите, – поспешил представиться я.

Смотрящий по области восседал в белом офисном кресле за резным рабочим столом темного дерева. Как мы скоро узнали – семнадцатый век, Франция, секонд-хенд, в натуре.

– Позволю, дорогой. Пока позволю… – прозвучало многозначительно. И снова Багоркину: – Ничего живу, а?

Жора выразительно развел руками, показывая, что слов нет, одни эмоции.

– То-то! Это тебе не Коми, братан. Помнишь ИТК 17–84, барак до боли родной?

ИТК 17–84 Багоркин помнил. И еще многое что. До боли.