Светлана Кузнецова - Принцип добровольности

– То есть всем и одновременно ничем конкретным, – подытожил Ворон. – Хорошо устроились, сволочи.

– Ты строг, – протянул Нечаев, – но в чем-то несправедлив.

– Плевать. – Ворон провел свободной рукой по глазам. – Ситуация – хуже не придумаешь.

Не только лезть в нее, но и просто приближаться к ней не стоило. За татуировками мог стоять Сестринский, а к нему отношение оставалось двояким не только у Ворона. Но хуже всего было то, что не заняться исчезновениями людей и массовыми психическими расстройствами не вышло бы в любом случае.

– Птичка коготком увязла – всей ей и пропасть, – едва слышно проронил он.

– Я не расслышал.

– Это я так… Тихо сам с собой.

– Связь барахлит, – посетовал Нечаев. – Значит, нет?

– Я подумаю, – пообещал Ворон. – Жди моего решения и ничего не предпринимай. Рыпнешься – пошлю точно, а так пока не уверен. Отбой. – И первым прервал связь, не дожидаясь заверений в чем-либо и прощания. Стало резко не до вежливости, более всего хотелось наорать хоть на кого-нибудь. Однако в доме Ворон пребывал в одиночестве, что сейчас было и к лучшему.

Ловушка захлопывалась. Он прекрасно знал, к чему приведет именно его вмешательство, но не спешил улетать из клетки – даже не позолоченной, а самой обычной. Почему? Было интересно, чем все завершится. Западня представляла собой приключение длиною если не в жизнь, то несколько лет точно – настоящий лабиринт, выстроенный то ли самой судьбой, в которую Ворон верил только как в исторический процесс – последовательность причин, действий, ими вызванных, и последствий, – то ли невообразимо хитроумным соперником.

Если б сам Ворон не полез в Москву, жил бы сейчас совершенно иной жизнью. Не факт, что менее захватывающей, просто другой. Не предложи свои услуги ИИЗ, вряд ли вляпался бы во все это. Да только не мог он иначе.

Не сможет ферзь довольствоваться судьбой пешки. Будучи ею, он попрет до последней линии и либо дойдет, либо сложит голову. Вот на этой устремленности, Ворона и поймали.

Затянувшаяся на нем петля поначалу была почти невидимой. Он и теперь не сомневался: противоборство с Дмитриевым случилось независимо от кого бы то ни было. Олигарх решил влезть в чужой бизнес, и если первое Ворона не особенно задевало (места хватало всем), то методы, которыми Дмитриев действовал, как и попытка навязать окружающим правила своей игры, его не устроили категорически. Результатом стала почти эпическая дуэль и… черт его знает, возможно, тогда-то Ворон и напомнил о себе тому, чье внимание привлекать не следовало.

Прозвание легендарным сталкером – это одно. Мало ли на кого роняют слюни восторженные малолетки? Большая часть нынешних кумиров Зоны в подметки не годилась старикам первой, Зоны чернобыльской. Однако Ворон совершил тактическую ошибку: он показал, что способен не только с автоматом бегать и водить группы. Он выбился из роли тупого героя боевика, а под конец истории еще и умудрился найти с Дмитриевым общий язык. Тот оказался неплохим мужиком с личной драмой, в которой Ворон увидел отголоски собственной истории. Ну и опять же, общее прошлое – фехтовальный клуб, романтика, будь она неладна, – просто не могло не сыграть свою роль. Именно после противоборства с Дмитриевым в его жизнь снова заглянул профессор Сестринский. До этого о нем и слухов не ходило.

Ворон сел за компьютер и, открыв скайп, долго смотрел на ник Алла Андреева. Он находился в избранных, потому отобразился сразу. Напротив него светился зеленый огонек. Однако рука все же не тянулась кликнуть на аватарку – откровенный разговор скорее всего приведет к разрыву. Здравый смысл настаивал, что у Ворона разыгралась паранойя, а этим звонком он разнесет в дребезги свою наконец-то благополучную личную жизнь.

Паранойя у сталкеров – не редкость. Часть из них стабильно оказываются в психбольницах и не факт, что возвращаются оттуда. Вот только удавка стала затягиваться после истории с преступниками, называющими себя «белыми сталкерами», Алла тогда и появилась. Более того, именно она наняла Ворона и Дениса искать Валентина, по сути, подставив под удар. Эта привлекательная, чертовски умная женщина вдобавок ко всему являлась ученым, непосредственным разработчиком «радужки», «грима» и невесть еще какой гадости, стояла у истоков синтеза и создания искусственных артефактов. Разработки ее лаборатории стоили жизней многих хороших и не очень хороших людей.

Ворон терпеть не мог тех, кто предпочитал чувства разуму, и сам же оплошал. Алла мастерски сыграла на старом, как мир, соперничестве двух самцов. Ворон и так схлестнулся с Дмитриевым, но заполучить ее благосклонность стало для него главной целью. А ведь работу у Дмитриева она так и не оставила и не рассказывала, чем занималась сейчас.

Вступая в борьбу с «белыми сталкерами», Ворон никогда и не предположил бы атаки именно на себя – даже для столь самоуверенного типа с манией величия это слишком. Прошлое, которое порядком давно не заявляло о себе, спряталось за углом и нахально выжидало, а он даже не подумал оглянуться. Более того, он совершил непростительную ошибку.

В Периметре не находилось места для жалости, глупости, сентиментальности и надежды. Последняя – самая отвратительная из всего, чему подвержены люди вообще. Именно она издыхает позднее остальных, сковывая владельца по рукам и ногам, не давая действовать и заставляя рассчитывать на случайность.

Шрам был не жилец, Ворон в том не сомневался, да и никто не предположил бы иного. Нереально вынести из Зоны мужика минимум на голову выше и в полтора раза шире себя в плечах. Особенно если он не любимый родич или приятель, а преступник, религиозный фанатик, псих и просто убийца, привыкший не ставить ни во что чужие жизни, а людей воспринимать боевыми единицами. Шрам едва не убил Дениса, да Ворон глотку хотел бы ему разодрать собственными затупленными человеческими зубами. А если в спину дышит отряд отморозков, способных не просто выживать, а ходить в Периметре, как дома, то и говорить не о чем. Правосудие… да когда Ворон в него верил? И в России, и за границей закон – дышло и палка о двух концах.

Однако самолично пристрелить Шрама духу у него не хватило. Ворон не умел бить лежачих и калек, даже если они являлись распоследним дерьмом, а потому понадеялся на Зону. Та же воспользовалась шансом подшутить. Вероятно, не просто так попал в руки Шрама тот свисток, обеспечивший ему повиновение крыс-мутантов.

Так или иначе, а выйти из игры Ворон больше не мог: остановить маньяка, которого создал собственноручно, он считал делом чести. А вместе со Шрамом в его жизнь вошел и Сестринский – так, словно никогда из нее и не уходил, всегда находился поблизости и следил одним глазом за своим неприкаянным, свободолюбивым творением.