Светлана Кузнецова - Принцип добровольности

«Надо открыть глаза», – решил он, и веки действительно открылись, только вместо потолка игровой комнаты детского садика перед ним возник совсем другой, ранее не виденный, с несколькими вмонтированными в него лампочками дневного света. Затем Денис сел и оказался совершенно непривычного роста. Он хотел подойти к зеркалу и внезапно снова ощутил удар огненного бича ярости.

– Ворон? – спросил неуверенно и робко.

– Я.

– Ты… как?.. – Происходящее казалось нереальным. Денис не мог поверить в него, но очень хотел сделать это.

– Руки-ноги двигаются, встать могу, только здесь особо не походишь, – фыркнул Ворон. «Голос» получился громкий, отчетливый и совершенно не искаженный. Никакого отката или боли за ним не последовало, видимо, Ворон быстро разобрался сам, что с ним произошло и кто именно влез к нему в голову. Неудовольствие теперь клокотало где-то поблизости, но и не думало срываться с поводка или цепи, на которые его посадили. – В общем и целом неплохо. – И спросил: – Мне с тобой мысленно общаться или все же проговаривать вслух?

Денис завис на несколько секунд, не в силах ответить.

– Ну? – поторопил Ворон.

– А сейчас как?..

– Мысленно, – в интонации отчетливо обозначились издевательски-насмешливые нотки.

– Пойдет…

В сравнении с голосом Ворона в голове свой собственный казался Денису неуверенным и удивленным, ломким, как недавно у эмионика.

– Отлично. А то, боюсь, меня окончательно сочтут сумасшедшим. И так считают.

– О чем ты?..

– Помнишь, ты рассказывал об области реальности, в которой очутился в Зоне?

– Новый эксперимент Сестринского. Да, мы отразили прорыв мутантов на Красногорск из-за его попытки уничтожить Зону на юго-западе.

Ворон хмыкнул.

– Все гораздо хуже, – проронил он. – Если бы эксперимент Сестринского действительно уничтожал Зону, я первым вызвался бы помогать ему, уж прошу прощения у тех, кто способствует нашему с тобой разговору. Я знаю, что с моей стороны подобное некрасиво, особенно учитывая договор, но… я хотя бы честен.

– Они оценили, – заверил Денис полузадушенно, ощутив в затылке краткий звон.

– Я почувствовал, – хмыкнул Ворон, – и ты даже не представляешь, как хочу… – Он не договорил и усмехнулся. – Дураков бить бесполезно: либо сами поумнеют, либо гробанутся. Впрочем, все это лирика, потому что никакие эксперименты Зону не уничтожат.

– Она попросту «прыгнет» на другое место, – согласился Денис. – Эмионики не имеют понятия куда.

– Хуже. У нас появится не просто Зона в неизвестном месте поблизости, – прошептал Ворон. – Москва тоже не очистится.

– То есть как?!

– Попытки уничтожить, вернее, выдавить Зону с какой-то территории приводят вовсе не к возвращению нормального пространства, реальности, нужное сам подставь, а создают… я придумал называть ЭТО матрицей по Зоне, но я не научник, чтобы утверждать подобное.

– Ты хочешь сказать…

– Возникает «брешь» – некая область, которую четко чувствую я, но, увы, не распознают приборы, обычные люди или измененные Сестринским… «рыцари». Парадокс. Смешно, но у меня аллергия на эту матричную Зону. А еще уверенность: так или иначе, но проявит себя она обязательно. Возможно, не в течение ближайших дней или месяцев. Могут пройти годы. Все устаканится, в Москву вернутся люди, и тогда… – Он замолчал надолго, Денис успел обеспокоиться, как бы не пропала связь, но та исчезать и не собиралась.

Похоже, Ворон, как-то разобрался с ней по-своему. Эмоциональный фон полностью исчез. Шуршание посторонних мыслей – тоже. Они словно просто беседовали, только не раскрывая ртов, а еще Денис смотрел чужими глазами.

– Я не знаю, Диня, – продолжил Ворон, – накроет катастрофа город мгновенно или приведет к медленной необратимой мутации всего и вся. Однако я уверен, добром подобное не кончится. Матричные организмы лично меня пугают сильнее мутантов. Они приспособлены лучше, если угодно, умнее. Они… нечто совершенно иное. Боюсь, в сравнении с матричной нынешняя Зона нам родной покажется. Во всяком случае, я точно в ней не выживу.

– Не придется. Группа захвата уже направляется к Измайловскому парку.

– Я не смогу выйти встретить, – сказал Ворон и оглядел небольшую комнатушку метров в тринадцать, с двумя дверьми, за одной из которых наверняка скрывалась ванная комната. Вторая выглядела словно сейфовая дверь какого-нибудь банка. Серые стены. Стол с письменным прибором, кипой бумаг и ноутбуком, стеллаж с одеждой, кресло, пара стульев да кровать, на которой «они» сидели. – Как видишь, окна в этой камере не предусмотрены. Никита выжил?

– Отделался парой неприятных царапин.

– Хорошо.

– Ничего. Выдра тебя вытащит, – уверенно сказал Денис. – А Шувалов поможет, и, знаешь, он тоже Нечаеву не доверяет. Ты уж только будь наготове.

– Вся королевская рать, – Ворон усмехнулся, – не может Шалтая, Шалтая-Болтая, Шалтая-Болтая забрать… Ничего, разберемся с этим как-нибудь.

– Ты только держись, – попросил Денис.

– Буду.

Ворон проснулся от того, что его тронули за плечо. Он успел ощутить недовольство – штурм должен был начаться часа через полтора, и перед ним хотелось выспаться хоть немного, – но быстро загнал чувства подальше, в ту часть сознания, которой не касалась установленная связь. Денис находился рядом, и, прежде чем открыть глаза, Ворон его «позвал».

Он ждал совсем другого человека, если ее, конечно, можно было так называть. Однако Анастасия с тех пор, как они виделись в лесу в последний раз, так и не появилась. С одной стороны, правильно, а с другой – досадно.

Ворон не мог сказать, будто увлечен ею. Заинтересован – бесспорно, но полноценного романа с Анастасией он, пожалуй, не желал. Однако хотел видеть и даже скучал. Эта женщина вызывала в душе бурю одним лишь своим присутствием и тоску – если отсутствовала слишком долго. Что с этим делать, он не имел ни малейшего понятия.

– Профессор?

Сестринский сидел на стуле в изголовье кровати: хмурый, какой-то издерганный и не похожий сам на себя.

– К нам едет ревизор? – пошутил Ворон.

– Что?! – вскинулся тот будто ото сна.

– Вспомнилось, – пояснил Ворон, ощущая нечто сродни сожалению и сильное беспокойство. – Больно вид у вас соответствующий. Если не ревизор, то вы явились как минимум сообщить о моей показательной казни. Прекрасная Белая королева, Анастасия, велела прилюдно отрубить мне голову на Васильевском спуске? А может, во дворце заседаний в Кремле? В таком случае моим последним предсмертным желанием будет установление в нем елки. Иначе я просто не соглашусь участвовать в представлении.

– Заканчивай хорохориться, мальчик, я как никто изучил твое поведение.