Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— В каком смысле? — спросила она.

— На макро— и микроуровне. На микроуровне Пиккет уже не самый богатый человек в округе. — Мейкон поднял брови. — А вот на макроуровне супержесть. Рынок взбесился, все стоят на ушах, Хома гудит, слухи ходят самые бредовые. И все с тех пор, как Бертон вернулся из Дэвисвилла. Это все устроили мы. Мы и они.

— Кто «они»?

Флинн вспомнила, как хорошо он соображал в математике, лучше всех, но после школы не смог пойти в колледж: надо было кормить семью. Мейкон, наверное, самый умный из ее знакомых, сколько бы ни прикидывался дурачком.

— Тлен сказала, кто-то еще оттуда сумел к нам проникнуть. Ты знала?

— Да, — кивнула Флинн. — Нанимают людей, чтобы нас убить.

— Угу. Тлен говорит, сейчас на рынке есть две разные аномальные пролиферации субсекундных экстремальных событий. Мы и они. Ты петришь в субсекундной финансовой фигне?

— Нет.

— На рынке действует уйма хищных трейдинговых алгоритмов. Они эволюционировали и научились охотиться стаями. У Тлен есть люди, которые заставляют эти стаи работать на «Сольветру» так, что хрен кто заметит. Но те, другие, у которых свой черный ход к нам, обладают такими же инструментами или очень похожими.

— И что это значит?

— Что-то вроде невидимой мировой войны, только в экономике. Пока, по крайней мере.

— Мейкон, душа моя! — крикнул с больничной кровати Коннер, обрамленный ореолом разорванной пузырчатой пленки. — Принеси раненому бойцу его катетер, пока какая-нибудь сволочь не сперла.

— А может, я просто сошел с ума, — сказал Мейкон, поворачиваясь к двери.

Флинн прошла в самый дальний угол, за койки и капельницы, и остановилась перед грязным зарешеченным окном. Углы были затянуты пыльной паутиной с мертвыми мухами и паучьими яйцами. Представила, как дети стреляют пейнтбольными шариками по маленьким роботам и танкам в большой песочнице, которая когда-то занимала всю центральную часть помещения. Такое чувство, что это было сто лет назад. Даже два дня казались огромным сроком. Флинн вообразила, как паучьи яйца проклевываются и оттуда лезут не пауки, а неведомо что.

— Хищные алгоритмы, — сказала она.

— Чего-чего? — переспросил Коннер.

— Понятия не имею.

— Она тебе позвонит, — сказала Тлен, передавая Недертону дугообразную полоску бесцветного пластика, вроде женского обруча на волосы. — Надень.

Недертон глянул на обруч, потом на Тлен:

— Надеть?

— На лоб. Не ел, надеюсь?

— Она велела подождать.

Нехорошие предчувствия у него возникли еще раньше, когда Тлен вошла, держа в руках стальной тазик, с которым встречала Флинн. Сейчас тазик стоял на полу, подле самой большой секции кожаной обивки.

Появилась эмблема Лоубир.

— Да? — спросил Недертон раньше, чем она запульсировала.

— Автономный отсекатель, пожалуйста, — сказала Лоубир.

Тлен уже спускалась по лестнице, стальные тросы вибрировали под ее шагами. Недертон опасливо надел обруч, ближе к волосам, чем к бровям.

— Советую лечь, — произнесла Лоубир тоном стоматологической медсестры.

Он нехотя лег, обитая кожей койка с чрезмерной услужливостью подстроилась под его голову.

— Закройте глаза.

— Терпеть этого не могу, — сказал Недертон, закрывая глаза.

Теперь осталась только эмблема.

— С закрытыми глазами считайте до пятнадцати. Потом откройте их.

Недертон не стал считать. Ничего не происходило. Затем на мгновение эмблема Лоубир стала как на древнем фотографическом негативе. Он открыл глаза.

Мир перевернулся, швырнул его вниз.

Недертон лежал, свернувшись клубком, в совершенно сером месте. Слабый свет был таким же серым, как все остальное. Потолок нависал так низко, что нельзя было бы встать или даже сесть.

— Прибыли, — сказала Лоубир.

Недертон вывернул шею. Почти перед самым его лицом копошилось что-то немыслимое. Раздалось короткое лающее поскуливание, и Недертон понял, что сам и скулил.

— Австралийские военные зовут их падунами. В местном фольклоре есть такое животное — медведь-падун, убивает туристов, сваливаясь им на голову, — сообщила Лоубир. Тупорылая мордочка, похожая на коалью, не двигалась при ее словах, чуть приоткрытая пасть демонстрировала немлекопитающее обилие крохотных острых зубов. — Устройства-разведчики, маленькие, расходные. Их десантировали на парашюте, затем переместили сюда. Как вы себя чувствуете?

Пустые серые глаза были круглые и гладкие, как бусины, одного цвета с безволосой мордочкой. Вогнутые уши — или локаторы — судорожно поворачивались, одно независимо от другого.

— Поверить не могу, что вы притащили меня сюда. Только не это, — сказал Недертон.

— Придется смочь. Вас не тошнит?

— Я настолько зол, что даже тошноты не чувствую, — объявил Недертон и внезапно понял, что так оно и есть.

— За мной! — И зверек быстро пополз вперед, низко держа голову, чтобы не удариться о потолок (если это был потолок).

Боясь остаться в одиночестве, Недертон пополз следом, вздрагивая при виде своих передних лап. У них был отстоящий большой палец.

Выбравшись из-под неведомого укрытия, перифераль Лоубир поднялась на короткие задние лапы.

— Вставайте, — сказала она.

Недертон встал, сам не понимая, как это сделал. Он оглянулся и увидел, что они вылезли из-под карниза в нише. Все было млечно-просвечивающе-серым. Свет впереди, видимо, шел от луны и пробивался через бесчисленные мембраны тошнотворной архитектуры.

— Наши устройства уже пожираются островными ассемблерами, которые уничтожают все, что не сами создали, — от дрейфующих кусочков пластмассы до сложных чужеродных объектов, — сказала Лоубир. — Поскольку нас едят, мы не сможем пробыть здесь долго.

— Я вообще не хочу здесь находиться.

— Не забывайте, что вы совсем недавно участвовали в проекте по монетизации острова. Как бы он вас ни раздражал, он не менее реален, чем вы. И даже более реален, возможно, поскольку ни у кого сейчас нет планов монетизировать вас. А теперь — за мной!

И коалоподобная зверюшка припустила к свету то на двух, то на четырех лапах. Недертон рванул следом, обнаружив в себе неожиданную прыть. Лоубир бежала по серой безобразной местности, а может быть, зданию, поскольку они находились в каком-то замкнутом пространстве, больше голосовой почты Даэдры. Поверхность, по которой они бежали, была слегка волнистой.

— Надеюсь, у вас были достаточно веские резоны, — сказал Недертон, нагоняя ее, хоть и знал, что такие, как Лоубир, могут без всяких резонов позволить себе что угодно, например отправить Анни Курреж на мобиль, идущий в Бразилию, или его сюда.

— Каприз, скорее всего, — ответила она, словно читая его мысли. Бег не мешал ей говорить, как, впрочем, и ему. — Хотя, надеюсь, так вы лучше запомните то, что я вам здесь скажу. Например, что мое нынешнее расследование целиком держится на одном пункте протокола.