Владимир Поселягин - Танкист 3. Прорыватель.

— Понял!

— Понял! — ответили оба.

После второго выстрела, а в колонне хорошо полыхнуло, начались пожары, танк резко стал сдавать назад, и тут по броне здорово чем-то заскандалили. Да так что двигатель стих.

— Все живы? Лёха, что с машиной?

Бойцы, кряхтя отвечали, что вроде в порядке, в ушах лишь звенит. А вот мехвод только матерился, но сердце танка молчало.

— Не волнуйтесь, это рикошет, самоходка влепила. Лёха заводи, иначе нас сейчас сожгут.

— Пытаюсь, командир.

Тут в наушниках раздались крики заживо сгораемых людей, и я понял, что наша машина осталась одна. Старшину всё же подловили, почти как нас. Наконец танк взревел, и мы уползли за амбар. Тот затрясся от попаданий снарядов, но мы уже были за домом, из-за которого высунувшись, двумя снарядами подбили ту самоходку, что так коварно подстерегла нас. Поджечь не смогли, лобовая броня больно толстая, но гусеницу сбили. Второй снаряд под самоходку рикошетом ушёл. Потом ещё дважды сменив позиции подожгли ещё два бензовоза и грузовик с бочками. Полыхало здорово, но наконец и нам не повезло. Обманул я Кривова, восемь минут бой шёл, не смогли мы обещанное ему время продержатся.

— Горим! Ребята, горим! — прокричал я.

— Командир, двигатель работает, машина на ходу, — услышал я от Алексея.

Тронув за плечо наводчика, но тот был убит, снаряд что пробил броню башни, убил его. Немцы уже были вокруг, пехотинцы, кричали чтобы мы сдавались. Не раз пытались остановить, бросая на броню гранаты, те хлопали, сильно оглушали нас, но пока мы ещё могли вести боя, и вот те смогли нас поджечь. Сергей пытался выбраться, открыл боковой люк, но тут же повис, словив пулю.

— Лёха, мы вдвоём остались, — кашляя от заполнившего боевой отсек дыма, хрипло сказал я. — Гони вперёд, впереди автоколонна и пехота. Пока не остановят, успеем немало взять своего, а потом в поле, укроемся за дымами, может сможем уйти? Тарань су-ук!

Я орал, уже изрядно задымило боевое отделение, и пока изредка виднелись языки пламени, а танк подминая яблоневый сад, сбил забор и выскочил на поле объятый пламенем, и понёсся под небольшой уклон оставляя за собой чёрный дым. Немцы в ужасе разбегались. А я, спихнув тело наводчика, и заняв его место, поливал их из пулемёта. Потом мы врезались в грузовик, первый, второй, третий, и на четвёртом, танк лёг на бок, практически перевернувшись, попавшийся под левую гусеницу бронетранспортёр не был отброшен, а сработал трамплином. Во время переворота я просто выпал наружу через открытый верхний командирский люк, специально его открыл чтобы выбраться быстро можно было, а тут меня это спасло. Вот и покатавшись по обочине, сбивая пламя со спины, хотел было бросится обратно к танку, но меня оттащили немцы. Не знаю был ли жив мой мехвод, но криков я не услышал. Меня же быстро разоружив, вытащив из кобуры «Наган», били. Сильно, ногами, целая толпа набежала. Правда, забить не успели, помяли хорошо, но подоспевшие офицеры, остановили разгорячённых солдат, и велели поднять меня. Ха, у меня даже силы были стоять, хотя и шатало. Сплёвывая кровавую слюну, в этот раз зубы целые, немцы гуманнее наших, и угрюмо смотрел на полковника, что тут командовал. Меня уже обхлопали по карманам, выгребли всё что было, и не найдя документов, поинтересовались кто я.

— Командир танкового взвода, младший лейтенант Кутузов, — ответил я переводчику. Говорил на русском тот ужасно, но понять можно.

— Спросите у него, почему он совершил эту атаку безумия? — велел полковник переводчику, но я сказал.

— Не надо язык коверкать, я говорю на немецком, — и снова сплюнув, ответил. — В селе госпиталь с нашими ранеными был. Мы его отбили обратно. Вовремя успели, ваши прислали две роты карателей, вроде украинские националисты, мы их хорошо положили. А тут вы. Эвакуировать раненых, так техники мало, я решил задержать вас на максимальное время.

— Мы не воюем с ранеными, — с апломбом сказал тот.

— Вот только врать не надо. Я видел, как ваши лётчики бомбили санитарные поезда, или машины, не обращая внимания на кресты. А госпитали? Им специально полотнища расстилали, а они по ним били. И госпитали ваши умножали, и медсанбаты. Высшая раса хренова. Я в курсе про план «Ост».

— Я знаю, что его напечатали в ваших газетах, — пожал тот плечами. — В селе идёт бой. Сколько ваших войск обороняет госпиталь?

— Сколько бы не было, все ваши. Судя по густым дымам, там горит ваша техника, значит наши хорошо держатся.

Тот задумчиво рассматривал меня, такое впечатление, что тот силился меня вспомнить. Но рожа лица у меня разбита, закоптилась, да ещё в крови, поэтому опознать пока не смог, но я думаю вспомнит, свалить бы, но тут рота солдат. Да и части всё подходят и походят. Думаю, уже больше дивизии, село по бокам обходят. В общем, серьёзную силищу собрали. Меня приказали отвести в машину полковника, и ткнув прикладом в спину, больно, хорошо припекло, повели дальше к стоявшим машинам. Именно там, когда меня подвели к заднему борту грузовика, и рванул мой танк. Что-то долго. В машине пол боекомплекта осталось, не удивительно что башню лишь слегка откинуло, а танк стал дымить гуще. Дальше я забрался в кузов, оказалось тут ехала охрана полковника, меня забили в угол у кабины, и сидя на полу, народу тут устроилось на лавках немало, ожидал результатов. Висевший за спиной шлемофон был водружён мной на голову. Так-то я пользовался немецкими наушниками, но они слетели, когда я вылетел из нашего танка, провод не отцепил, а шлемофон был при мне. Теперь постоянно носил, вдруг с нашими бы встретились, надел его и выглянул. Вот так и получилось, что шнур был сунут в нагрудный карман комбеза, и шлемофон я не потерял. Он слегка обгорел, но пользоваться можно.

Ехали мы не сказаться что долго, минут десять. Мотало в грузовике изрядно, видимо по каким-то колдобинам ехали, но вот и встали. Солдаты покинули кузов, а я остался под охраной одного. Через откинутый тент заднего борта я рассмотрел дом, похожий на длинный барак, разделённый на несколько квартир, деревянный с весёлыми голубыми ставнями. Что-то знаемое. Ну точно, этот дом стоял окнами к площади и если я не ошибаюсь, с другой стороны здание сельсовета, то бишь комендатуры. Тут и расстрелянная техника должна быть, но я её вижу. Корма грузовика стояла не тем ракурсом. Снаружи доносились команды, рапорты, ну и остальное что сопутствует прибытию крупной части в новое место. Сидя, стараясь это делать не заметно, я пощупал голенище сапога, у меня там документы лежали. Когда Лёха рванул вперёд, ведя горевший танк на немцев, я достал их из кармана и убрал. Не то чтобы был уверен, что попаду в плен, но не исключал и вот так подстраховался.

Сидеть пришлось недолго. Ныли обожжённая спина и шея, но к счастью ожоги слабые, успел сбить пламя, думаю комбез обгорел, а вот гимнастёрка разве что подкоптилась. Пить очень хотелось, но фляжка вместе с ремнём исчезла, когда меня обезоруживали. Через полчаса после нашего приезда сюда, в кузов заглянул какой-то унтер, и сообщил что ему приказали забрать меня. Охранник не возражал, меня вывели наружу, причём приказали держать руки поднятыми, и так повели к «полуторке», где стояло ещё двое рядовых. Думаю, это для местных спектакль. Если во время нашего прибытия их не было, попрятались, то как стихли бои, а стрельба у госпиталя тоже стихла, и я вполне осознаю кто победил, подходили и глазели. Меня запихнули в открытый кузов советского грузовичка и повезли прочь из села. А куда, я не знаю, не сообщали. Единственно, у них нашивки техслужб были. За рембатом числились. Ещё в кузове стояло две бочки сильно отдающих солярой, и несколько канистр, по потёкам с маслом понятно. Двое солдат в кузове со мной, оба вооружены карабинами, и унтер с пистолетом в кабине. Вот водитель был вооружён более интересным оружием, не знаю на что он её сменял, но судя по подсумкам на его ремне, у того была «СВТ». Саму винтовку я не видел, видимо та находилась в кабине.