Pax Blank - В Тенях и Темноте

Она направилась сюда немедленно. Фактически она бежала.

И сейчас Мара стояла у кровати человека, который медленно, но уверенно пробрался через все выстроенные ею барьеры, через всю защиту, которой она пыталась отгородиться от него. И самое досадное: он даже не понимал и не осознавал этого. Но знал он или нет, он пробирался под ее кожу, приводил в беспорядок мысли и заставлял ее желудок делать маленькие кульбиты всякий раз, когда позволял себе улыбнуться или посмотреть на нее полным тонкой иронии и обаяния взглядом. Пять дней вдали от него… Ужасающая мысль, что она, возможно, больше никогда не увидит его, висела над Марой подобно грозовой туче. И это дало ей понять кое-что.

Она с раннего возраста жила во дворце, и ее готовили к тому, что когда-нибудь она станет солдатом, а солдата учили, что в любой сложной ситуации нужно отстраниться, успокоиться и здраво взглянуть на факты. Прийти к заключению, основанному на этих фактах и затем наметить курс действий, который сведет воедино твои выводы с целями твоей задачи.

Ей потребовалось крайне много времени, чтобы прийти к таким выводам касательно Люка и точно понять, чего именно она хочет. Многое из этого шло вразрез со всякой логикой. Но ей стало ясно, как никогда раньше: в таком случае нужно попросту послать свод правил к черту и продолжать жить с этим, справляться с этим и прекратить пытаться игнорировать это. Она пыталась все последние три года, и результаты на сегодняшний день были далеко не блестящими.

Новая тактика. Новое направление.

— Слушай меня внимательно, Люк Скайуокер. — Слова должны были прозвучать грозно и сердито, но получились тихими и испуганными, и это редкое явление заставило ее чувствовать себя так еще больше. — Слушай меня внимательно и прекрати валять дурака. Ты вернешь свою задницу в строй и откроешь свои глаза, потому что если ты думаешь хоть на секунду, что я позволю тебе снова оставить меня совсем одну, ты очень ошибаешься. Это все твоя вина — твоя и твоих глупых больших голубых глаз. И тебе лучше бы открыть их, прежде чем я подобью их оба! С кем, черт возьми, я должна играть в сабакк, если нет тебя? Мне даже не нравится сабакк! Я провожу десять часов в неделю, играя в игру, которая мне даже не нравится, задолжав тебе жалованье почти за два года! Это ведь должно что-то говорить тебе… Для парня, который может читать мысли, ты кажешься чертовски неспособным понять мои. — Она рассматривала его еще долгое время, ожидая какой-нибудь реакции…

В конце концов, она вновь тяжело села, протянула руку и провела тыльной стороной пальцев по его израненной щеке, нежно убирая с лица волосы и глубоко вздыхая.

— Проснись, Скайоукер, — тихо произнесла она. — Не морочь мне голову. Ты уже заморочил мое сердце.

Халлин тихо стоял за углом, в нескольких шагах от двери, и улыбался. Вот, что ему было нужно — забыть про все эти сканирования, данные и цифры; вот, что было нужно Люку Скайуокеру. Ему был нужен кто-то, кто бы заботился о нем, кто-то, с кем у него была связь, кто-то, кто мог бы прийти и вернуть его обратно. Ему был нужен кто-то, кого он хотел слышать — ему был нужен кто-то, кому был нужен он сам.

— Черт побери, а я молодец, — уходя, пробормотал Халлин.

Дни ожидания были отмечены постепенным исчезновением медицинской техники — по мере того, как изломанное тело восстанавливалось; безликая квадратная комната, которая когда-то была переполнена аппаратурой системы жизнеобеспечения, стала еще более тихой. На протяжении долгого времени звуковой фон палаты составляли сигналы различных приборов и равномерное глухое дыхание через аппарат искусственной вентиляции легких — и сейчас, когда медицинского вмешательства требовалось все меньше и меньше, они замолкли один за другим. В конце концов в палате остались лишь один монитор и нейросканер, который тихо двигался вверх-вниз, следя за основными функциями организма своего подопечного.

Который по-прежнему не просыпался.

Иногда он подолгу лежал с открытыми глазами, безучастно уставившись в потолок и крайне медленно моргая. Эта картина оказывала на Мару тягостное и тревожное впечатление; прежде ей никогда не приходилось наблюдать за людьми, лежащими в коме. Смотреть в равнодушную безжизненную пустоту глаз было ужасно.

Правый глаз Люка оставался заплывшим и воспаленным, так что даже глубокий шрам, идущий от брови, был плохо заметен из-за опухоли. Халлин часто находился в комнате, суетясь и разговаривая с ним, пока проверял капельницу или проводил бесконечные ежечасные тесты — объясняя свои действия и предупреждая, что где-то может быть больно, словно Люк был в сознании и понимал его.

Но это было не так.

Мара знала, что ей следовало бы стоять на страже возле палаты, но она не могла заставить себя оставить его в одиночестве — смотрящего в пустоту. Она не могла заставить себя думать о том, что он может остаться в таком состоянии и дальше… но проходили дни, а ничего не менялось.

В ее голове постоянно звучали обвинения Мастера. Что она подвела их. Она подвела и его, и Скайуокера. И впервые в жизни она начала задумываться о том, какое из обвинений тревожило ее больше.

Проходили дни. Пять, шесть, неделя… и Халлин начал тревожиться, что, возможно, он не такой уж и молодец.

Он вежливо постучал в дверь и заглянул внутрь, обращаясь к Маре.

— Как он?

— Ну, он несколько раз мигнул мне синим, — иронично ответила она, указывая на световой индикатор монитора. — Но я думаю, он просто рисовался.

— Это хорошо. Синий это хорошо, — чуть улыбнувшись, сказал Халлин перед тем, как вновь уйти.

Они пришли к негласному соглашению — он и Джейд — Нейтан делал вид, что ничего не понял о ней и Скайуокере, она делала вид, словно не поняла, что он понял… И это срабатывало, очень даже неплохо.

Халлин медленно шел по конференц-залу номер девять, где собралась очередная группа врачей, призванная Императором для решения проблемы. Новое пушечное мясо. Никто не мог отказаться прийти сюда, это был не тот случай. И Халлин был горд — действительно очень горд — тем, как аккуратно он сумел отклонить обвинения в свой адрес, перенаправив их на разного рода специалистов, которых он в основном и приглашал, чтобы самому держаться подальше от Палпатина — до тех пор, пока Люк не откроет свои чертовы глаза.

Мара тихо сидела в комнате с датападом на коленях и, не зная, что еще говорить, читала вслух сегодняшние отчеты, выделяя то, что, по ее мнению, могло быть интересно Скайоукеру и при этом попутно вставляя свои комментарии.

— …Конечно, им легко говорить, что изменение границ Внешнего Кольца прояснит… — она запнулась, услышав, как монитор издал новый тревожный звук, низкий и устойчивый; всю предыдущую неделю он сигналил коротко и отрывисто, не так.