Pax Blank - В Тенях и Темноте

И он начал заставлять себя делать все, чтобы вернуть свою форму. Тяжелая, громоздкая конструкция, держащая его руку, была снята, остались только тонкие спицы, торчащие из-под кожи, и легкая фиксирующая повязка из полимера. Рука все еще была неуклюжей и неудобной, но это не шло ни в какое сравнение с тем временем, когда она фактически находилась в клетке. И как только спицы и повязка будут удалены, он собирался возобновить тренировки с лайтсейбером. Но пока даже такая небольшая нагрузка, как ходьба, заставляла его дрожать от истощения.

Его тревожило то, что во дворце он был словно в ловушке — ему никогда не нравилось здесь, он всегда воспринимал это место, как золотую клетку, а в такой близости к его Мастеру, еще и опасную. К тому же, пока он оставался во дворце, у него не было никакого надежного способа связаться со своими агентами; он провел последние полтора года размещая их повсюду для сбора того вида информации, которую он хотел получить прямо сейчас.

Ему необходимо было точно знать, что случилось, о подготовке и последствиях покушения на него. Особенно ему нужно было знать, почему Эрго — его шпион в лагере мятежников — не сообщил ему об этом, не оказалось ли прикрытие агента под угрозой. Но пока Люк находился не на своем корабле, где-нибудь подальше от столицы, он оставался изолированным от всей поступающей информации, кроме той, что счел передать ему его Мастер. Люк не думал, что Палпатин лжет ему — тот был слишком умел в управлении правдой, чтобы ему нужно было лгать — но Император, разумеется, вычленял и контролировать какую и в каком виде информацию допустить до него. При должном подходе упущения вводили в заблуждение точно так же, как и ложь; и их утренний разговор с Халлином только лишний раз убедил его в том, как далеко готов пойти Палпатин для достижения своих целей и насколько в действительности ненадежно положение самого Люка — насколько легко его можно пустить в расход.

Халлин был задумчив, когда пришел к нему этим утром, отдав короткий вежливый поклон, он явно старался начать разговор, но не знал с чего начать; поэтому Люку пришлось немало массу сил и уговоров, чтобы в конце концов все-таки вытащить из доктора то, что тот хотел сказать.

— Сразу после взрыва я… сомневался, выживешь ли ты, — начал Халлин, говоря о дне покушения. — У тебя были тяжелые раны, и мы никак не могли стабилизировать тебя. Тогда меня вызвал по комсвязи Император, и его первый вопрос был о том, будешь ли ты жить.

Люк пожал плечами, ничуть не задетый:

— Если я однажды не сделаю этого, я не советовал бы тебе возвращаться во дворец. Скорее всего это станет дорогой в одну сторону.

Халлин серьезно кивнул, намереваясь продолжить и не находя слов. Люк молчал, давая другу время собраться.

— В случае твоей смерти мне было приказано немедленно взять определенные образцы твоего тела и затем заморозить его.

Люка это не удивило:

— ДНК. Хотя, уверен, что у него уже есть образцы, мне нужно будет как-то разобраться с этим.

— Я думаю… он хотел большего. Мне было приказано взять чистые образцы ДНК, да, но… кроме этого… я думаю, что он надеялся получить с ее помощью новое поколение, а не копию. То немногое, чем располагает медицина, говорит о том, что клонирование чувствительных к Силе непредсказуемо, ненадежно. Я думаю, что он хотел… создать ребенка, а не клона.

Долгое время Люк молчал, усваивая серьезность услышанного. Затем медленно кивнул, потирая переносицу, чувствуя смертельную усталость от этих постоянных коварных интриг. Он посмотрел на Нейтана:

— Ты взял образцы?

— Нет. Это было необходимо только в случае твоей смерти.

— А раньше? — Люк спросил серьезно, начистоту, зная, что Нейтану было неудобно под его взглядом. Доктор прекрасно понимал, что Люк может использовать Силу подтверждения информации. Но Люк не делал этого, конечно, не с Нейтаном, с одним из немногих, кому он доверял.

— Нет. Но это не значит, что их не существует, что это не сделали другие медики. Каждый раз, после твоего заключения в камере, тебя не возвращали сюда прямиком. Когда я видел тебя, твои раны были уже обработаны. Вполне возможно, что нужные образцы ДНК у Палпатина уже есть.

— Мы можем как-то выяснить это?

— Нет. Вез говорит, что медицинский штат Императора очень мал и состоит исключительно из абсолютно преданных ему сотрудников. Мы раньше пробовали проникнуть туда. Безуспешно. К тому же эти образцы могут храниться в самом непредсказуемом месте, под любым обозначением.

— Мне нужно знать, есть ли они вообще. И если да — мы должны разобраться с этим немедленно. — Люк тяжело взглянул на Халлина. — Если тебе когда-нибудь вновь скажут сделать это, обеспечь ложный образец — и удостоверься, что никто больше не сможет взять настоящий. — Он слегка заколебался, не зная, как объяснить то, что он хочет, но затем понадеялся, что Халлин уже достаточно знаком с явлениями Силы и поймет его. — Если я умру… Мастер Йода преподавал мне… технику — мое тело должно будет просто исчезнуть. Но если этого не произойдет… ты должен будешь полностью уничтожить его. Ты понимаешь? Как можно скорее.

Халлин долго не отвечал, опустив глаза; Люк ощущал его беспокойство. И когда тот наконец посмотрел на Люка, его голос был полон сомнений.

— Я не уверен, что смогу…

— Ну, тогда попроси, чтобы Вез сделал это, — перебил его Люк, удивляясь чувствительности Халлина и зная, что у Веза не будет подобных приступов растерянности. — Или адмирала Джосса, или Арко, если не будет Веза, любого, кому я доверяю. Но будь там — убедись, что это сделано.

Халлин решительно кивнул, хотя Люк и чувствовал его неловкость.

— Это важно для меня, Нейтан, — подчеркнул он. — Я не могу дать Палпатину такой возможности.

Люк наблюдал, как его отец медленно осознавал, что в своем сыне он видел также свою замену — что Палпатин откажется от Вейдера сразу, как только установит абсолютный контроль над Люком. Даже в самое темное время, когда он люто ненавидел отца за то, что тот доставил его сюда, Люк не мог не думать о том, как легко Император мог отвергнуть того, кого создал, как черство он мог использовать того, кто так долго служил ему.

Люк знал из собственного опыта, что происходит, когда Мастер Ситх задерживает на ком-то свой алчный взгляд — знал, что тот будет безжалостно использовать любые средства, чтобы удовлетворить свои желания.

Несмотря на искривленную мораль своего отца, при их последнем разговоре Люк ощутил некий оттенок искреннего сожаления, раскаяния за его решение привести сюда собственного сына, отдавая на растерзание гневу и амбициям Палпатина. И мысль, что следующее поколение, рожденное от Люка, будет поймано в этой безжалостной, разрушающей душу борьбе, была отвратительна. Все во имя великой цели, для драгоценной династии Ситхов. Он всерьез полагает, что Люк допустит подобное?