Pax Blank - В Тенях и Темноте

В данную минуту он сидел за столом в душной и безветренной гостиной, безучастно глядя на крошечные пылинки, кружащие в лучах солнечного света. Рука машинально прокручивала нагретый осколок темного металла — следуя таким своеобразным способом совету Халлина разрабатывать моторику и координацию нового протеза. Мысли же Скайуокера явно прокручивали разные неизвестные Маре сценарии, один за другим, выискивая изъяны в их логике и оценке.

Этот грубый кривой осколок несколько дней назад дал Скайуокеру Халлин. Люк, повернув его в руке, спросил:

— Что это?

— Я подумал, тебе это может понравиться, — произнес загадочно Халлин, говоря о длинном скрученном куске металла диаметром с палец, потерявшим свой первоначальный цвет под воздействием высокой температуры.

— Что это? — повторил Люк.

— Это то, что почти убило тебя, — небрежно ответил худощавый доктор. — Я вынул эту штуку из твоей шеи в операционной — из-за нее ты и не мог говорить в начале. Она пронзила насквозь твою трахею. Кто-то где-то охраняет тебя, потому что загогулина на этой штуке скрутилась вокруг твоей яремной вены, не задев ее. Ты захлебывался собственной кровью и мне пришлось сделать срочную трахеотомию прямо на полу ангара, чтобы ты мог дышать вместе с этой штукой в горле.

Люк повертел гибельный осколок шрапнели в руке.

— И поэтому ты, естественно, решил сохранить его.

— На самом деле я чувствовал, что сделал довольно внушительную работу по реконструкции твоего горла, за несколько операций, поэтому оставил эту штуку. Хотел показать тебе — в надежде что, возможно, ты станешь ценить мои таланты чуть больше, — саркастично ответил Халлин. Тщеславие и гордость в его словах были как всегда дополнены достаточным количеством самоуничижения, чтобы придать им обаяния.

— Что ж, приятно знать, что ты преследовал собственные интересы, — прохрипел Люк, забавляясь.

— И еще я как-то читал, что раньше — в те дни, когда для оружия использовали твердые снаряды — у солдат было поверье, что где-то есть пуля с их именем на ней. Это — не совсем пуля, осколок, но на нем, бесспорно, твое имя. Я подумал, что тебе захочется оставить его, чтобы не дать вернуться назад для своей цели, — доктор долго смотрел в глаза Скайуокера и затем отвел взгляд, внезапно смутившись своей сентиментальности.

Люк дружески улыбнулся.

— Для этого у меня есть ты, Халлин, — легко парировал он.

— Если бы я прибыл на борт «Несравненного» двумя минутами позже, я бы ничего не успел сделать, — не согласился Халлин, полностью вернув себе деловой настрой. И затем в его голосе послышались ноты самоуверенности и насмешки — то, что мог позволить себе в общении со Скайуокером только он, не испытав затем неприятных последствий: — Помни об этом, когда вновь соберешься шататься неизвестно где на своем ненаглядном подопытном СИДе.

— Ты всегда будешь приходить в последнюю минуту, чтобы залатать меня. Думаю, тебе просто нравится драма.

— Нет, мне нравится сидеть на террасе с хорошей порцией выпивки и ничего больше не делать. Намного лучше, чем следить за новыми потрясениями галактики, — возразил Халлин. — Мне не нравится раз за разом латать тебя и восстанавливать затем свои раскромсанные нервы в ожидании очередного ЧП. — Он многозначительно взглянул на длинный кривой осколок. — В следующий раз, когда захочешь сделать какую-нибудь глупость, посмотри на этот кусок шрапнели и вспомни, что я сказал тебе.

К концу дня Люк бродил по широкому балкону, обозревая сверху сады на крыше Монолита — основного здания Дворца. Это был первый раз, когда он вышел наружу после своего ранения. Устав, он задумчиво оперся руками на каменную балюстраду, искусно отделанную тысячами крошечных кусочков полированного мрамора — рассеянно всматриваясь в протянувшуюся к горизонту столицу.

Мара слонялась позади, жмурясь от яркого света; солнце уже стояло над крышами самых высоких, плотно застроенных зданий, бросающих вокруг себя длинные тени, которые однако не достигали дворца. Мара видела, что Люк по-прежнему был очень слаб — хотя силы постепенно возвращались к нему, день за днем. Она даже раз застала его за несколькими экспериментальными движениями с рукоятью меча — он точно испытывал зуд по тренировкам.

— Ты не должен выходить на балкон, — предостерегла она в конечном счете, вглядываясь в стоявшие вдали высотные здания. — Это фактически приглашение для снайпера.

Казалось, он удивился:

— Мара, я только что пережил четырехзарядный взрыв в диапазоне прямого действия — и ты думаешь, что один лазерный выстрел снимет меня?

— Случались и более странные вещи.

— Да-а, однако это недостаточно странно для моей жизни, чтобы случиться.

Она посмотрела на него, ничуть не убежденная. Похоже, он едва ли был способен оставаться дальше на ногах, хотя она и не собиралась говорить ему об этом.

— Все нормально, — сказал он, явно хорошо зная, о чем она думала; и она задалась вопросом: читал ли он ее открытые мысли и осознавал ли, что она понимала многое из его позы — видя, как ветер болезненно натягивает легкую ткань халата через спицы, воткнутые в его тело.

Еще какое-то время она тихо смотрела на него, наблюдая, как путаются на теплом летнем ветру его волосы, как трепещет халат…

В конце концов он искоса взглянул на нее, давая понять, что она смотрела слишком долго. Мара быстро отвела глаза, повернулась и уселась на широкую каменную балюстраду, не обращая внимания на смертельную пропасть позади, совершенно уверенная в своем чувстве равновесия. Если Скайуокер как-то и встревожился по этому поводу, он хорошо это скрыл.

Мара мельком оглянулась на него:

— Если бы мне давали по кредиту каждый раз, когда я вижу тебя, смотрящим на этот проклятый город…

— Тогда возможно ты смогла бы вернуть мне половину того, что проиграла в сабакк, — усмехнулся он, по-прежнему наблюдая широко раскинувшийся городской пейзаж плотно стоящих друг к другу высотных роскошных зданий, самых богатых и престижных на Корусканте. Она как-то сказала ему, что за вид на Императорский Дворец, стоимость собственности увеличивается в два раза, и он был искренне озадачен этим.

Мара улыбнулась, яркие волосы развевались на ветру, задевая щеки.

— Я просто жду, когда мой долг будет соответствовать затраченным мной времени и силам, чтобы предложить тебе сыграть на все сразу, пан или пропал.

Его собственная улыбка заколебалась, по лицу прошла краткая тень сомнения.

— Это как раз та игра, которую я обдумываю прямо сейчас, — пробормотал он спокойно.

Мара обернулась к нему, зная, что он думает о надвигающемся визите Императора. Он пристально смотрел на кривой кусок шрапнели, крутя его в руке.