Pax Blank - В Тенях и Темноте

Волк Императора быстро шел через этажи и уровни к Перекрестью — великолепному и грандиозному месту, связывающему все четыре жилых башни в их основаниях — направляясь к офисам Службы Имперской Безопасности в Северной Башне. Он удерживал от ее руководителей большинство мелких деталей, как своих планов, так и Мастера. Сейчас настало время восполнить пробелы и поискать недостатки.

Он и его вездесущая алая тень из императорских гвардейцев поворачивали много голов, пока проходили это людное место; Люк не обращал внимания на очарованные взгляды и почтительные поклоны, шепчущие голоса, отзывающиеся эхом по огромному десятиэтажному месту с высоким куполообразным потолком.

Мало-помалу понимание их многочисленного присутствия просочилось к нему через Силу — не потому что он был центром внимания для очень многих, к этому он давно привык, но из-за затаенного чувства беспокойства и опасения, окрашивающего их мысли при виде идущего среди них ситха.

Люк замедлил шаг, всматриваясь в их лица, однако никто не встречался с ним глазами. В конце концов он остановился и просто стоял на месте, пристально глядя вокруг — на острове, образовавшемся посреди разошедшегося в стороны потока существ; никто не проявлял желания подойти слишком близко.

Чего они боялись, что видели, когда смотрели на него?

Мимо прошли две женщины, придворные, в богато вышитых одеждах, рискнувшие поднять на него глаза и выдержать пристальный взгляд, и затем кокетливо оглядываясь. Люк не следил за ними дальше, оставшись равнодушным к их очевидному благоговению; выражение на его лице не изменилось ни на йоту. Он знал, что они видят: власть, положение, богатство. Ничего больше. За это они продали бы все.

Он нахмурился, отворачиваясь и вновь начиная медленно идти вперед: так уж ли он отличался от них? Что продал он, чтобы получить сегодня то, в чем нуждался?

Он прошел в Северную Башню; в голове звучали слова, сказанные им Мастеру Йоде, когда он только прибыл на Дагоба в поисках учителя…

«Закончит он, что начинает?»

«Я не подведу вас», — обещал Люк в ответ.

Могла ли цель оправдывать средства…

Или он был потерян во Тьме?

Тяжело давшийся опыт научил его, что жизнь редко бывает столь черно-белой, как ханжеская софистика, извергаемая его старым Мастером посреди сотканной им лжи. Каким образом старый джедай ожидал, что человек свергнет Империю в одиночку — выполнит задачу, которая была не по силам ему самому, опытному и бывалому наставнику, или бы он давно это сделал. И тем не менее он ждал, что Люк будет добровольно связан теми же устаревшими доктринами, которые так очевидно потерпели неудачу даже тогда, когда джедаи стояли у власти.

Люк ускорил шаг, стиснув челюсти — борясь против грызущего края совести самобичевания.

Жалел ли он, что выдал укрытие мертвого мастера джедая?

Да… и нет.

Он, возможно, подвел своего старого Мастера, но тогда Мастер Йода подвел его также; позволил ему оказаться перед своим врагом с вопиющей, основополагающей слабостью. Которую так легко можно было исправить — но это сломало бы контроль Йоды над его новым джедаем… и помешало бы личным целям.

Разве это делало старого Мастера Джедая чем-то лучше Люка?

Да, он подвел Йоду, но его учитель подвел его первым, своей ложью и манипуляциями. Ему следовало повернуть зеркало на себя, когда он проповедовал о Тьме и Судьбе.

Оправдывало ли это действия Люка? Нет. Но он не будет осужден тем, кто не был, по его мнению, лучше. И, как бы то ни было, игра не заканчивалась, пока не были разыграны все карты — если его следовало осудить, это должно быть сделано после окончания игры.

Он еще не полностью подвел прежнего Мастера.

Вейдер открыл замок гипербарической медитационной камеры в своих дворцовых апартаментах. Было уже за полночь, но он почувствовал приближающееся присутствие сына. Едва заметное — настолько, что Вейдер сомневался, что кто-то еще мог бы уловить его.

Он вышел в противоположную пустую комнату, где был вынужден носить костюм, служащий ему системой жизнеобеспечения. В богатой кислородом, герметизируемой камере он мог, по крайней мере, снять шлем, и почувствовать вновь воздух на лице, который был недоступен ему в реальном мире, где израненные легкие не справлялись с дыханием.

Он мог бы остаться сейчас в этой камере и говорить с Люком оттуда, но не хотел, чтобы его сын видел все эти механические, поддерживающие его жизнь системы. Не хотел, чтобы тот знал, как мало осталось от человека, который был его отцом. Поэтому Вейдер ждал сына в слабо освещенной приемной, где имелось хоть какое-то подобие нормальной жизни, демонстрируемой тем немногим, кто бывал здесь. Сам Вейдер никогда не использовал эту комнату и сам ничего не выбирал для нее — за исключением большого холста, висящего на одной из стен, изображающего озера Варикино в горах на Набу.

Позади него в комнату вошел сын, и Вейдер, оторвав пристальный взгляд от картины, обернулся.

— Добрый вечер, — сказал он просто.

Мальчик кивнул в ответ.

— Комната безопасна?

Один и тот же вопрос, который они задавали друг другу каждый раз при личной встрече. Безопасна ли комната для разговора, не прослушивается ли она? Эти встречи были пределом его общения с собственным сыном; украденные моменты, напряженные и полные предостережений, чтобы не допустить их раскрытия и подозрений в предательстве.

— Да, эта комната безопасна, — коротко кивнул он; какое-то время оба стояли в тишине.

Наконец, его сын беспокойно отвел взгляд:

— «Несравненный» направляется завтра к Ботавуи.

— За Мотмой, — спокойно ответил Вейдер, поднимая на себя удивленные глаза сына. — Император сказал мне. Думаю, он хотел, чтобы это встало между нами, рассчитывая, что я буду полагать эту задачу своей. — Вейдер твердо покачал головой против неловкой вины в глазах Люка. — Он неправ. Это твоя операция, твоя стратегия. Ты должен закончить то, что начал.

Люк отвел взгляд, и Вейдер ощутил взрыв самобичевания в нем, некие вспыхнувшие воспоминания, сиплый шепот отдаленного прошлого: «Закончит он, что начинает?»

Мимолетная аллюзия была немедленно подавлена, но учитывая, что Вейдер редко ощущал что-либо от своего сына, произошедшее явно указывало на глубокий внутренний раздор.

— Она гордилась бы тобой, — нашел он в итоге что сказать.

— Кто?

— Твоя мать. У нее были самые высокие требования из всех, кого я знал, по отношению к себе и к окружающим. Она гордилась бы тобой.

Люк вновь отвел взгляд, испытывая крайнее неудобство.

— Я очень сомневаюсь в этом.

Долгое время они молчали, но это молчание больше не казалось неуклюжим, только … неуверенным, оба хотели продолжить, но не знали как.