Pax Blank - В Тенях и Темноте

— Ставлю… пятьдесят, — произнесла Мара небрежным тоном, с легким оттенком тщательно разыгрываемого сомнения.

Впрочем, это заставило его взглянуть на нее:

— С чего вдруг? Что у тебя?

— Клади свои кредиты, и я покажу тебе, — вызывающе бросила Мара, спокойно помещая девятку в поле помех, дабы заморозить ее значение и одновременно выдвигая вперед стопку кредитов.

Люк перевел на них взгляд и прищурился:

— Нет у тебя ничего.

— Хочешь сделать ставку на это?

Он чуть заметно поднял подбородок. И это значило, что он задумался, Мара знала.

Теперь она знала его хорошо; почти три года игры в сабакк за бессчетным количеством столов, как и сопровождение его в бесконечных миссиях по приказу Палпатина, не прошли даром. Император так и не отменил своего первоначального приказа, которым он возложил на Мару ответственность за Скайуокера, и она по-прежнему относилась к нему серьезно, как и к любым другим приказам Императора, став таким образом не только помощником Люка, но и его телохранителем. И конечно же его наблюдателем, наряду с Риисом. Палпатин не доверял никому; Мара не раз задумывалась, кто же следит за ней самой…

— Пятьдесят…? — спросил он, возвращая ее к игре.

На лице Мары застыла нейтральная маска. Она знала, что он будет выискивать малейшие подсказки.

Он всегда искал их — и в жизни, и за игровым столом. Он играл избирательно, тщательно обдумывая на какие комбинации ставить, но когда ставил, делал это азартно, не боясь поставить все на то, во что верил. И постоянно держа ее начеку. Он великолепно блефовал, всегда дожидаясь, когда будет много чип-карт на поле, а значит много возможностей в игре. И в жизни, и за столом для сабакка.

Он провел рукой по волосам, чтобы убрать со лба непослушные пряди, и вновь прищурился, глядя на невозмутимое лицо Мары — высматривая те самые подсказки.

Использовать Силу в их играх было строго запрещено, хотя она не могла уверенно сказать, делал он это или нет, ее собственные способности были слишком ограничены. Однако он утверждал, что соблюдает договор, и Мара верила ему — независимо от того, кем он был, он все еще оставался человеком слова.

«Это противоречит цели игры», — однажды заявил он в ответ на ее обвинения.

«Я не верю тебе — соблазн слишком велик… и тебе всегда нравится побеждать», — возразила она.

«Я и не говорил, что не хочу побеждать».

«И ты никогда не играешь по правилам», — добавила Мара, выводя разговор за границы сабакка — памятуя о том, какое бессчетное количество раз он дополнял и приспосабливал прямые приказы Императора под свои собственные нужды.

«Я играю по своим правилам — просто ты не знаешь их», — отшутился он, намеренно поддерживая легкий настрой, как он делал всегда при разговоре с ней.

— Нет у тебя ничего, — снова повторил он.

Мара приподняла брови в выжидающем молчании.

— …Сто, — произнес он после долгой паузы, с небольшой нерешительностью в голосе, подталкивая к середине стола столбик позвякивающих кредитов.

Сердце Мары слегка дрогнуло: он блефует? Пытается заставить ее поднять ставки?

Или думает, что блефует она, и пытается заставить ее отступить? У него на поле три карты, и их значения заморожены уже в течение трех раундов… кроме того, только что сменились карты у него в руке — возможно, у него тоже появилась выигрышная комбинация?

«О чем ты волнуешься, Джейд? У тебя же чистый сабакк!»

— Отлично, — она подвинула свои карты вперед и хлопнула по кнопке генератора случайных чисел, выключая его, чтобы заморозить нынешние значения. Потом дотянулась до своих карт на поле и перевернула их, торжествующе объявив: — Чистый сабакк.

— Эх, — тихо вздохнул Люк, выкладывая лицом вверх свои неудачные карты, пока Мара победоносно тянулась за кредитами. — Расклад, — сказал он, и рука ее замерла.

— Что?! — она потянулась к его картам на поле и перевернула их по одной: двойка, тройка и… идиот, ухмыляющийся ей в лицо. — Ты, сукин с…, они же были у тебя три раунда, почему ты не играл ими?

— Я ждал, пока ты поставишь что-нибудь серьезное — мне нечасто выпадает расклад; нужно было извлечь из него максимум, — сквозь спокойно-отрешенный тон его голоса пробивалось плохо скрываемое развлечение — вероятно от взгляда на ее лицо, подумала Мара.

Она в сердцах швырнула карты, словно это могло что-то изменить.

— Тебе так везет в карты…

— Я предпочитаю думать, что здесь есть и доля умения, — ответил он. И тут на мгновение его бесстрастное лицо дрогнуло, показывая ей проблеск Люка Скайуокера под маской любимого ситха Палпатина: — Знаешь, говорят, кому везет в карты… — он слегка пожал плечами и поднялся, не утруждая себя собиранием рассыпанных кредитов. Он знал, что они больше не будут играть сегодня.

По пути к небольшому столику, где он оставил кружку кафа, Люк остановился спиной к Маре, вглядываясь в сияющую пустоту гиперпространства. Вероятно, из-за того, что допустил брешь в своей защите и чувствовал себя сейчас неудобно, даже перед ней, поняла Мара. Хотя она не понимала: почему. Она знала его лучше, чем кто-либо — она видела его разломанным по частям, в казематах Дворца, когда Палпатин вымещал на нем свой гнев. И Мара никогда не судила его — научилась этому от него же. Палпатин, их Мастер — судил всегда, без всякой снисходительности.

Она взглянула на него, задержав, как обычно, взгляд. Стройный, сильный и… Ей надо бы прекратить эти мысли прямо сейчас. А вместо этого она, зная продолжение пословицы, закончила ее:

— …тому не везет в любви.

— Нет, тот очень богат, — спокойно произнес он, поворачивая к Маре свой пронзающий небесно-голубой взгляд.

Мара ушла где-то час спустя, когда Скайуокер заявил, что устал, хотя она знала, что это совсем не так. Примерно еще через час какой-нибудь дежурный сообщит ей, что командующий вернулся на мостик и работает в своем кабинете, поскольку ранним утром ему работалось легко и продуктивно; или, что он в одном из тренировочных отсеков занимается со своим мечом, или что он в трюме ограниченного доступа расположения 701-го, или, что собрал в кают-компании коммандеров подразделений.

Не важно. Она знала, что спать он не будет. Она могла прочесть это в его глазах, независимо от того, сколько раз он обыгрывал её в сабакк.

За последние годы он стал не столько более скрытным, сколько более бдительным и острожным в том, что и перед кем он позволял себе показывать, ибо год за годом Палпатин вкладывал много времени в то, чтобы сделать из него своего совершенного последователя. В глазах его Мастера эмоции были тем, на чем всегда можно сыграть. Как это делалось при его вероломном дворе, который так часто приходилось терпеть Люку на Корусканте.