Кайла Олсон - Империя из песка

Мы набрались смелости вновь полюбить, прекрасно осознавая, каково будет друг друга потерять.

Не представляю, как долго все длится.

Я целую его, а потом начинаю дремать.

Я погружаюсь в сон, но внезапно пробуждаюсь.

Моя голова утыкается в жесткий бамбуковый подлокотник.

Голоса.

Переполох.

Меня мутит от резкого пробуждения от глубокого сна. Ничто не дается даром, победа достанется нам нелегко.

Мой нож – вернее, нож Лонана! – пропал.

Как и сам Лонан.

«Это – последний раз, когда ты можешь мне доверять. До тех пор, пока не найдешь лекарство», – сказал Лонан. На прощанье, тогда, в пещере.

Но лекарства не существует.

Значит, теперь я никогда не смогу ему доверять?

Я слышу голос Лонана. И хотя я осталась в люксе одна, я все равно разбираю все слова. Крадусь по винтовой лестнице, ведущей на верхнюю палубу – небольшое помещение с затемненными стеклами, настольными лампами и навигационным оборудованием набито до отказа.

– Меняй курс на личный остров Зорнова, – произносит Лонан, когда я шагаю к ним. – Ты понял или нет?

Удивительно, как обстановка меняет людей. Как мягкое сиденье, приглушенный свет и гладкая кожа сглаживают острые углы. Как нож у горла капитана яхты делает все с точностью до наоборот.

Мне еще не доводилось видеть эту сторону Лонана. Я знала, что она существует – он сам мне о ней рассказывал, – но притворялась, что ее нет. Впрочем, думать, что ограненный бриллиант не может играть на солнце всеми цветами радуги, попросту бессмысленно.

Касс тоже не бездействует. Он приставил нож к горлу старшего помощника, которого правильнее было бы назвать единственным помощником. Таким образом Феникс получает свободу маневров. Подозреваю, что Пеллегрин или мой отец специально подстроили так, чтобы членов экипажа оказалось в два раза меньше, чем нас.

– Я спрашиваю, ты понял?! – повторяет Лонан.

Его лицо каменеет, как в ночь нашей первой встречи, до того, как он решил, что мне можно доверять.

– По графику я следую к Эн-пэ-и, – выдавливает капитан, скашивая глаза на лезвие.

– График изменили наверху, – парирует Лонан. – У нас есть документ с подписями Уилла Андерсена и Зорнова.

– Не может… подделка, точно! – Капитан бросает взгляд на Пеллегрина, ища поддержки, но тот и не думает двигаться с места.

Капитан распахивает глаза еще шире, они сверкают, как сияющие за темными стеклами иллюминаторов огни.

– Вас накажут! Скажи им, Пелл!

Руки капитана покрыты татуировками с чем-то вроде самурайских мечей. Голос его звучит сухо, хрипло.

Пеллегрин невозмутим:

– Никаких фальшивок, Рекс. И нам следовало молчать – до поры до времени. Если хочешь оспорить приказ, я не стану тебе мешать! Но ведь ты и сам прекрасно понимаешь, что Зорнов тебя прикончит, когда узнает, что ты не подчинился.

Не самый лучший аргумент. Рекс явно думает, что неподчинением будет выполнение именно наших приказов.

– Если откажешься нам помочь, я сделаю так, что ты умрешь самой мучительной смертью, которую даже не способен сейчас вообразить, – Пеллегрин наклоняет голову. Его полуулыбка, как бы говорящая «шах и мат», явно приводит Рекса в бешенство. – Ну, что выберешь?

Рекс готов сдаться.

– Я не хочу ввязываться в вашу аферу. Ладно… Давай вперед, – произносит он и впивается взглядом в Пеллегрина, хотя нож в опасной близости от его горла держит Лонан.

– Нет!

Все поворачиваются ко мне.

У меня горят щеки. Я не знаю, что предложить, но не могу смотреть, как Пеллегрин, или Лонан, или даже Касс с Фениксом будут умышленно пытать человека. Неужели они найдут в себе силы на такое?

– Посмотрите на фото, – говорю я и указываю на два снимка.

Фотографии небрежно заткнуты за бамбуковую отделку на стене. На одной запечатлен так называемый «Космический корабль «Земля» – легендарный геодезический купол из тематического парка «Эпкот», на фоне которого стоит Рекс с изящной брюнеткой. На руках у Рекса – девочка в костюме принцессы. На втором фото я вижу младенца, лежащего на весах, – судя по тому, что его еще не успели обтереть, он совсем недавно появился на свет.

Собираю всю волю в кулак.

– Даже если мы еще не понимаем причин, Рекс стоит за то, что считает правильным… а не все ли мы за это боремся? Он не хочет нам помогать, однако умирать у него точно нет никакого желания, пусть он и говорит, что готов. – Голос срывается, но я заставляю себя продолжить: ведь пока меня внимательно слушают, а другой возможности может и не появиться.

– Он пытается сохранить честь. Думаю, мы должны ему это позволить.

На лице Рекса не дрогнет ни один мускул. А я-то решила, что, если незнакомый человек из кожи вон лезет, чтобы кого-то защитить, этот кто-то должен хоть как-то отреагировать.

Рекс не реагирует.

В отличие от Лонана. Нож он не убирает, но, встретившись с ним глазами, я различаю в них проблески сострадания.

– Даю тебе последний шанс, – произносит Лонан. – Если ты откажешься нам помочь, мы не станем тебя убивать, но бросим голодать на нижней палубе, пока кто-нибудь не обнаружит, что ты там заперт. У меня – богатый опыт в мореплавании, и я лишь прошу тебя дать нам координаты и поделиться информацией о защитной системе и охране. – Он обращается к Рексу, но посматривает на меня. – А если ты нам поможешь и все пойдет по плану, то ты останешься жив. И воссоединишься с семьей. Что скажешь, капитан?

Слезы – последнее, что я ожидаю от мужчины с самурайскими мечами на бицепсах, но сегодня такой день, когда от ожиданий столько же толку, сколько от банковских счетов при рухнувшей экономике.

– Несите морские карты, – говорит Рекс. – Я согласен.

Капитана и старпома караулят Лонан и Касс. Двое на двое, не больше, не меньше – так мы условились.

На главной палубе нас только трое – Феникс, Пеллегрин и я. Мы вытягиваемся на мягких скамьях и спим, разоряем холодильник с бутилированной водой, лакомимся порезанными манго и ананасами, жуем крекеры и роняем крошки на отдраенный деревянный пол.

А еще мы по очереди занимаем ванную. Я впервые с начала войны оказываюсь не в общественной ванной. Соскребаю с кожи соль, песок, грязь, собираю волосы в длинный «рыбий хвост», который всегда делала Эмма.

Зеркало ловит меня в ловушку. Вовсе не из-за царапин с синяками и даже не из-за костлявых плеч, а из-за матери, которая как будто глядит на меня вместо моего собственного отражения.

Я всматриваюсь в черты своего лица – ее лица, и время замедляет свой ход. В конце концов, Пеллегрин стучится в дверь и спрашивает, в порядке ли я. Такое чувство, что если я буду продолжать смотреть в зеркало, то смогу ее вернуть. И у меня опять будет полноценная семья. И я обрету прошлое.